Драконов не кормить - читать онлайн книгу. Автор: Ирина Лазаренко cтр.№ 88

Он был совсем не таким, как несколько месяцев назад, в тот день, когда бросился к ней через всю Айялу сверкающей молнией. Но и тогда он был не таким, как прежде. Что-то происходило с золотым драконом.

Балита вспомнила их последнюю встречу, и стыд обжёг ей щёки. Он тогда хотел помочь ей, он хотел спасти её от неё, а она… Она сказала, что ненавидит его, и убежала. Когда зимой он был в лабораториях, она ни разу не посмотрела на него, хотя он много раз проходил мимо её камеры или мимо зала Ораша Орлая, когда Балита была там. Он всё время пытался заговорить с ней, поддержать её и загладить вину, которой не было.

Тогда, в Айяле, он просто пытался спасти её от её же дурости, но Балита не позволила. Если бы она прислушалась к его словам, то, быть может, отделалась бы месяцем в машинной. Или всё равно попала в лаборатории, но вышла из них к весне или через год.

Вместо этого она умирает – какой в этом смысл? Какой смысл умирать в знак протеста, если можно было выжить и сделать нечто большее? Может быть, она смогла бы просто перестать бояться вместо того, чтобы позволить своему страху вырасти до неба и сожрать себя?

Ведь именно от этого пытался уберечь её Илидор.

Она хотела сказать ему что-то, она хотела сказать ему очень много, но он улыбнулся, снова погладил её по волосам, и Балита поняла, что можно ничего не говорить: он всё понимает. Она очень обрадовалась, что Илидор сам всё понимает, потому что она уже несколько дней не могла говорить.

Её силы закончились. Вся Балита закончилась, и взять новую было неоткуда.

Ей было так обидно и горько, и грустно, и досадно – она сглупила и разменяла вечность на протест, который ни к чему не привёл, на страх, который теперь не исчезнет до самого конца, она подвела своих сородичей, она…

Илидор запел. Это была песня на языке, которого Балита не знала, но как-то умудрялась понимать каждое слово, и для этого ей даже не нужно было напрягать своё истерзанное сознание. Ей трудно было держать глаза открытыми, но легко было понять каждое слово, которое вплеталось в пение Илидора, потому что эти слова отзывались у неё внутри, в её крови, в затихающем биении сердца. Его голос, сильный и мягкий, ложился пуховой периной на всё, что болело и горело внутри у Балиты. Его голос обнимал, обволакивал, давал силы – слишком мало, чтобы жить дальше, но достаточно, чтобы суметь ещё раз сделать вдох и дослушать песню.

Илидор пел о покое и умиротворении. О вечности, в которую уходит каждый смертный, а ведь драконы тоже смертны. Его пение поднимало Балиту мягкими ладонями и качало на волнах.

– Твой голос исцеляет, – тихо сказала драконица, хотя уже много дней у неё не было сил на слова.

Она сказала это очень тихо, но знала, что Илидор её услышал.

И знала, что он больше не сердится на неё.

Другие драконы молчали, они не смели издать ни звука, они не смели даже дышать слишком громко, пока голос золотого дракона провожал эфирную драконицу в вечность.

* * *

Дверь камеры Арромееварда глухо бумкнула, крякнула и открылась рывком.

Старейший немало удивился: время ужина уже прошло, а открывающаяся без причины дверь камеры не могла означать ничего хорошего, поэтому Арромеевард пригнул голову к игральной доске и зарычал.

Дверь исторгла золотого дракона.

Патриарх удивился и вместе с тем испытал облегчение пополам с раздражением: золотой дракон не опасен, хотя Арромеевард не любил золотого дракона.

Впрочем, Арромеевард никого не любил.

– Какой кочерги ты тут делаешь? – сварливо спросил он и тут же выставил перед собой переднюю лапу, ладонью к Илидору. – Нет. Не говори. Мне плевать. Убирайся в гномью задницу.

Золотой дракон в несколько размашистых шагов подошёл к нему, обжёг бешено сверкающими глазами.

– Как понять свой долг? – отрывисто спросил он. – Если ты можешь спасти себя и больше никого – что ты должен делать: спасать себя? разделить долю неспасённых? искать третий путь, даже если чего нет? или идти собственной дорогой? Но как понять, которая твоя?

Патриарх от неожиданности клацнул зубами и опустил лапу. Золотой дракон, пылая глазами, смотрел на него, чуть подавшись вперёд, сжимая кулаки. Золотой дракон был идиотом, задавая подобные вопросы при стражих эльфах.

Тут Арромеевард понял, что стражие эльфы не торчат в дверях, а дверь прикрыта.

Как Илидор это сделал? Как он умудрился просто прийти сюда безо всякой причины и убедить стражих не подслушивать под дверью? Они, быть может, и не рвались слушать драконьи разговоры, но есть правила, которые…

Смысл вопроса понемногу доходил до Арромееварда и раскрывал перед ним бездну других возможных смыслов.

Идиотский золотой дракон. Нашёл кому задать свой идиотский вопрос: Арромееварду, который две сотни лет провёл в этой сраной камере, скованный цепями.

– Ты какого ёрпыля ко мне пришёл? – процедил старейший. – У тебя что, нету Моран? Или ты её уже насмерть уморил своей дуростью?

Илидор помолчал.

– У меня столько же права задавать вопросы тебе или другому старейшему.

– Нет у тебя никаких прав, – сердито выплюнул Арромеевард.

Золотой дракон смотрел на него спокойно и серьёзно.

У него в самом деле не было права ожидать ответа от любого из старейших драконов. Он был ничей. И он это понял уж всяко раньше любого из старейших, даже раньше Хшссторги. Чем Арромеевард собирался удивить или уязвить Илидора?

Нет, но чем думает этот тупоголовый драконыш, когда является в эту камеру такой взъерошенный, ничем не связанный, и хочет знать, что Арромеевард думает о…

Побеге.

Какой кочерги. Эта золотистая хреновина в самом деле считает, будто может сбежать дальше ближайшего поселения? И она ещё хочет знать, должна ли прихватить с собой других, лишив их драконьей ипостаси?

Что за поток бредятины! Только очень тупой драконыш может положить подобную чушь в свою голову и ещё допекать ею других.

А бесконечно тупой драконыш мог даже решить, что это очень весело – прийти с подобным вопросом к старейшему, живущему в оковах. Бесконечно тупой драконыш мог решить, что ему ничего за это не будет, потому что большой и страшный дракон, всех ненавидящий и злющий, уже три раза говорил с тупым драконышем, не избивая его.

Арромеевард запыхтел, как паровая машина, в воздухе повис запах кувшинок в нагретой солнцем воде. Очень жаль, что драконыш пришёл в человеческом виде! Это означает, что патриарх не сможет украсить свою камеру золотистой шкурой – хотя бы ненадолго, на несколько мгновений, пока стражие эльфы её не утащили бы, – да и не важно, в бездну эту шкуру, главное – что драконыш сейчас получит такого…

Впрочем – вмешалась в поток злости крошка сомнений – стоит ли эта золотоглазая мелочь той трёпки, которую зададут Арромееварду эльфы, если он эту мелочь прибьёт? Ведь так унизительно получать трёпку от эльфов. Мелкие засранцы.