Игуана - читать онлайн книгу. Автор: Георгий Миронов cтр.№ 18

Бросив победно-снисходительный взгляд назад, она вышла из квартиры, небрежно захлопнув дверь. Если бы она обернулась, могла бы потерять сознание, а то и умереть, увидев то, что отразило её старинное зеркало.

Потому что в зеркале она увидела бы мешковатую, с опущенными плечами, обвисшим животом и вяло висевшими грудями фигуру женщины лет 60-ти, одетую в засаленное старое платье немыслимой расцветки и стоптанные туфли без каблуков. Причем каблуки у этих туфель когда-то были, но все вышли. Сквозь спущенные чулки выпирали расширенные варикозом жгуты вен.

Если бы глаза молодой красивой женщины встретились бы с глазами жирной, опустившейся старухи, она с отвращением и не узнаванием отвернулась бы и постаралась поскорее уйти отсюда, чтобы не выяснять, знакома ли она с этим пугалом.

И напрасно.

Они были очень хорошо знакомы.

И никаких чудес не было.

Зеркало правдиво отражало страшный облик старухи.

А то, что видела старуха в зеркале – изображение молодой красиво женщины, она видела как бы не глазами, а воспоминаниями.

Что-то произошло в последние пять лет с Манефой. Возможно, сказалось тяжелое детство, возможно – нелегкие годы, проведенные в тюрьмах и лагерях, болезни, – а каких только нет болезней у старых зечек, но чердак у неё точно поехал. Еще хорошо, что в 1976 году после последней ходки в зону, вышла она замуж за москвича-старичка, да так в этой трехкомнатной квартирке и осталась после его смерти. И опять же хорошо, что пока никакие криминальные риэлторы на неё не вышли. А то бы давно, пользуясь её сумеречным сознанием, «уговорили» квартиру продать, а её саму отвезли бы в Подмосковье да и закопали. Хорошо, если мертвенькой, а то и живой. Времена сами знаете какие нынче. Так что Бог берег Манефу.

Шаркая ногами, Манефа опустилась с третьего этажа по сбитым ступенькам лестницы, – дом был старым, «дореволюционным» и, конечно за почти сто лет своего существования видел разные ремонты и обновления, но вот ступени не меняли. Чего не было, того не было. Нечего на советскую власть лишнего наговаривать.

Она шла, кокетливо улыбаясь беззубым ртом идущим мимо мужчинам. Те оглядывались:

– Это ещё что за чудо в перьях?

Манефа загадочно улыбалась.

– Нравлюсь я мужчинам, нравлюсь. Красота – она от Бога! Либо есть, либо нет. А если есть, то от мужиков отбоя не будет.

Она хихикнула, зазывно поведя плечиком при виде длинноногого белобрысого студента из соседнего подъезда, спешившего на лекции.

– Ишь, как дернулся. Я его словно кипятком обожгла. Мне Рустем, когда это было? Точно, в 1958-м, – говорил, что я женщина электрическая.

От приятных воспоминаний у неё проступил румянец под желтоватой кожей, продубленной тюрьмами и лагерями до желто-пергаментного состояния. Казалось, где тут румянцу пробиться. А вот надо же… У неё вообще была с детства семейная способность краснеть по поводу и без повода. В детдоме даже думали, что это такая аллергия. Врачу показывали. Но оказалось, что так кровеносные сосуды расположены. И вины у неё тут своей нет. Наследственность. Хотя она не помнила – краснела ли мать. Потому что воспоминания о матери были смутные, их трудно систематизировались, – так, отдельные вспышки.

– Бабулъка из второго подъезда опять на охоту за сокровищами направилась, – усмехнулся студент, и впрямь не удержавшись и отшатнувшись от кокетливо улыбавшейся ему странной старухи-соседки. Если в доме есть сумасшедший, его все знают. Жильцы могут не знать, что вместе с ними живет академик, известный писатель, помощник Генерального прокурора или знаменитая разведчица. Но если среди соседей есть какой-нибудь явный придурок, или бабулька вроде этой – с резко съехавшей крышей, – её знают все.

Манефа в общем-то была достаточно безобидной старой дурой. Про её криминальное прошлое никто, не знал, жила она не в коммуналке, в отдельной квартире, так что и бояться или брезговать нужды не было. А от наездов на нее, как на ответственную квартиросъемщицу пока Бог спасал.

Проходя мимо скамейки, установленной возле крайнего во дворе первого подъезда, она победно глянула на бабок, судачивших там обо всем на свете, от Ельцина и налога на пенсионеров до Клинтона и его амурных дел в Белом доме.

– Ишь ты, придурошная опять за сокровищами отправилась, – констатировали бабки, не обращая внимания на презрительно-снисходительные ужимки Манефы.

– Завидуют! – победно сказала сама себе Манефа. – Еще бы, – все мужики мои. А этим девчонкам что остается? Безногий Вася-морячок да спившийся Яшка-гармонист из пятого подъезда.

Ей как-то и в голову не пришло, что Яшка попал под машину в 77-м, а вскоре умер и Вася, выпив плохо очищенного денатурата.

Что же касается сокровищ, то и они были все – её.

… Она подошла к сундуку с сокровищами. Предвкушая радостные и неожиданные находки, натянула на руки длинные, до локтя, черные кружевные перчатки, обнаруженные ею во время очередного похода за древностями и антиквариатом, и запустила жадно руки в сундук.

– Ах, какой прекрасный бархат… И шелк, – просто прелесть. А эта испанская кожа, – как благородно смотрится она на зеленом фоне, – как интересно время влияет на кожу… Старая кожа лучше новой…

А эти серебряные вещицы… А эти золотые пряжки. Чудо, чудо…

Набрав четыре полных полиэтиленовых пакета, она так же важно и презрительно, элегантно ступая точеными ножками в изящных туфельках по щербатой асфальтовой мостовой с оставшимися камешками речной гальки, больно вгрызающимися в ступни ног сквозь тонкую изношенную кожу туфель, прошкандыбала под тяжелыми подозрительными взглядами соседок к своему подъезду, поднялась, тяжело дыша, на свой этаж, открыла дверь и вошла в темную прихожую. Включила свет и залюбовалась своим отражением в огромном трюмо:

– Удивительная вещь – женская красота. Вроде, уже не девочка, а все так же нежна и прелестна кожа, играют искрятся глаза а фигурка… Фигурка может осчастливить любого тонкого мужчину с хорошим вкусом.

Она напустила горячей воды в ванну, настрогала старым щербатым ножом мыльной стружки с куска хозяйственного мыла, взбила пену и принялась тщательно и крайне осторожно отстирывать куски бархата, парчи, шелка, отмывать куски испанского сафьяна.

Потом, внимательно приглядываясь, чтоб не перегорел (сколько уж раз это случалось, и приходилось просить соседа со второго этажа Никодимова, а тот бросал такие взгляды и делал такие намеки, что порядочной женщине ни видеть, ни слышать не положено) довела до кондиции старый электрический, утюг и, не дожидаясь, когда её драгоценные ткани высохнут сами собой, тщательно высушила и прогладила их утюгом, после чего аккуратно сложила в картонную коробку.

Таких коробок в двух комнатах её квартиры было около 80-ти и они занимали почти все свободное пространство.

Вслед за золотом шитой парчой последовали в специальные коробки из-под бананов – отмытые золотые и серебряные драгоценности.