Имперский маг. Оружие возмездия - читать онлайн книгу. Автор: Оксана Ветловская cтр.№ 28

Штернберг готов был ввести стальной щуп своего сознания в сознание стоящего напротив человека, едва оно приоткроется. Однако поляка будто бы ничто не трогало. Серое его лицо с задубевшей морщинистой кожей, плохо выбритое, выражало лишь невытравимую тоску бесконечных «аппеллей» да готовность делать что угодно, хоть грязь дорожную поедать, лишь бы герр офицер не отходил нагайкой. Внешне это был сломленный, уничтоженный человек, которому было уже решительно всё равно, как и на кого работать. Удивляло безмерно, как эта человеческая оболочка добилась каких-то там невиданных результатов, позволявших отрекомендовать полумёртвого поляка как «отличного специалиста». Такое вопиющие несоответствие характеристики и наружности Штернбергу очень не понравилось. А худшим из всего явилось то, что бывший узник оказался сильным экстрасенсом и потому был наглухо запечатан для других ясновидящих. Штернберг, например, для этого поляка тоже был закрытой книгой. Но последнее не могло послужить утешением Штернбергу, с яростной досадой обнаружившему, что он не способен засечь ни единого намерения подозрительного поляка. Ментальная скорлупа пана Габровски, вопреки его внешности доходяги, оказалась на зависть прочной. Безрезультатно поколупав её и рассмотрев нездоровую коричневатую ауру, ничего особенного, впрочем, не выражавшую, Штернберг раздражённо сказал:

— Я ему не доверяю, группенфюрер. Я настаиваю на его полной ментальной проверке.

— Я присоединяюсь к требованию рейхсмагиера, — заявил Зельман. — Он имеет полное право контролировать всякого, кто покажется ему неблагонадёжным.

— Повторяю, это недопустимо. — Илефельд скрестил руки на груди и поглядел в окно.

— Вероятно, несведущему человеку непросто понять, — с нехорошей ленцой в голосе заговорил Штернберг, демонстративно разглядывая поляка, нелепого и неуместного среди офицеров, как кочерга среди рапир, — но ментальный досмотр не предполагает никакого воздействия со стороны проверяющего. Процедура, в сущности, очень проста. Я бегло просматриваю сознание, как картотеку. Заметьте: просматриваю, не вдаваясь в подробности, — я не хочу быть бестактным. Но, полагаю, присутствующим нечего скрывать, если все здесь преданы рейху именно так, как вы говорите, группенфюрер. Процедура абсолютно безвредна и занимает полминуты. Гипноз необязателен. Я верно говорю, пан Габровски?

— Верно, господин оберштурмбанфюрер, — безо всякого выражения ответил поляк.

— А вы согласны пройти ментальный досмотр?

— Как прикажете, господин оберштурмбанфюрер… — покорно пробормотал бывший узник, но при этом быстро глянул в сторону, словно прося у кого-то защиты, и с дальнего кресла взметнулся молодой офицер, по-видимому приставленный к поляку не то в качестве куратора, не то в качестве надзирателя.

— Я протестую, рейхсмагиер. Ваш так называемый досмотр означает полную власть над человеческим сознанием. Вы не вправе заставлять участников независимой комиссии проходить подобную процедуру…

— Вам я настоятельно советую не вмешиваться, штурмбанфюрер, — резко оборвал его Зельман.

— Потому как вы наряду с вашим подопечным — первые в очереди на проверку, — вкрадчиво добавил Штернберг. — Я вам обоим не доверяю.

Офицер — Штернберг запомнил, его фамилия была Эдельман — сел обратно в тёмный угол. Он по-прежнему был спокоен — он был очень спокоен, его неестественное отрешённое самообладание с самого начала представлялось Штернбергу ледяной глыбой в каскаде чужих мыслей и эмоций, — но его на долю мгновения резануло беспокойство. Это Штернберг отчётливо ощутил. Эдельман, интеллигентный красавец штабной породы, выделялся странной способностью постоянно думать о чём-то несущественном. Его пресные обезличенные мысли наводили на подозрение, что этот человек зачем-то сурово контролирует своё сознание, памятуя о том, что его размышления в любую секунду могут быть перехвачены. Следить за собственными мыслями — поистине каторжная работа, и в любое другое время Эдельман заслужил бы безусловное уважение Штернберга, но сейчас он со своей загадочной особенностью представлялся фигурой в высшей степени подозрительной.

— Ваше недоверие лишено оснований, рейхсмагиер, — устало возразил Илефельд. — Герр Габровски приказом рейхсфюрера назначен вашим дублёром и помощником, так что вы обязаны ввести его в курс дела, а что касается штурмбанфюрера Эдельмана, то его кандидатура одобрена самим фюрером. Вы что же — смеете предположить, что фюрер способен ошибаться?

Некоторое время Штернберг всерьёз раздумывал над тем, чтобы, собравшись с силами, попытаться впечатать в дубовое сознание Илефельда мысль об обязательном разрешении на досмотр, но это уже было бы прямой ментальной атакой, и ясновидящий поляк тут же доложил бы об этом — недаром всё-таки они притащили его с собой…

— Кстати, вы прочли указ рейхсфюрера? — оживился Илефельд. — Нет? — Заметив нераспечатанный пакет, так и лежавший на низком столике у рояля, он раздражённо повысил голос: — Так о чём мы вообще тогда разговаривали?

Штернберг лениво поднялся, взял пакет и расхлябанной походкой двинулся от рояля к Илефельду, чувствуя скользящие опасливые и любопытные взгляды. Верниц со своим тевтонским упрямством, за которым среди неповоротливых мыслей пряталась бюргерская трусость. Штурмбанфюрер Шлихтинг, клятвенно обещавший предоставить целый взвод, но отделавшийся дюжиной едва годных мальчишек и оттого боящийся теперь лишний раз попасться начальству на глаза и, возможно, уже не только проглотивший, но и переваривающий свой лживый язык. Адъютант группенфюрера Фляйг, утлое существо с хрупкими девичьими плечиками и огромными красными лапищами кочегара, за узким лобиком смакующее размышления о том, в какой позе герр рейхсмагиер вынужден вступать в интимные сношения с женщинами, чтобы тех не разобрал хохот в самый неподходящий момент (этого самого Фляйга Штернбергу нестерпимо хотелось зубодробильным ударом кулака отшвырнуть за спинку жирного кожаного дивана). Собранный, равнодушный, отсутствующий Эдельман, очень подозрительный, с лицом интеллектуала и с обманчиво чистой пустыней на поверхности сознания, предполагающей таинственную важную работу в глубине. Наконец, ещё более подозрительный наглухо закрытый экстрасенс-поляк.

Штернберг почти вплотную подошёл к Илефельду, чуть склонился для пущей убедительности — очень высокий, худой, зловещий в своём иезуитски-чёрном мундире.

— Для того чтобы прочесть письмо, мне необязательно вскрывать конверт, группенфюрер… Для нас обоих было бы лучше действовать вопреки этому бездарному указику. — Штернберг фамильярно затолкал пакет за борт генеральского мундира и вполголоса продолжил, краем глаза злорадно следя за тем, как все в комнате напряглись, пытаясь разобрать его слова:

— Я отнюдь не собираюсь играть тут в контрразведчика, группенфюрер. У меня совершенно нет на это времени. Но вашим людям я не доверяю. Я вас предупредил. Если по вине ваших подчинённых что-нибудь нарушит ход операции — тогда ваша голова полетит с плеч, не моя. Я всё сказал. Подумайте.

В это самое время резные створки двери бесшумно разошлись, и на пороге возник Франц в чёрной послушнической униформе. Он щёлкнул каблуками и, не обращая внимания ни на кого вокруг, кроме своего командира, сообщил: