Записки санитара морга - читать онлайн книгу. Автор: Артемий Ульянов cтр.№ 53

– За Бог с нами и за хер с ними, – отчеканил Плохиш и подмигнул Павлику.

– Ага, – ответил тот и разом прикончил «белую», трижды шумно глотнув. Борька сделал лишь маленький глоточек, после чего ловко убрал стакан за кресло. Протяжно занюхав кулаком, Фомкин внимательно посмотрел на собутыльника и громко икнул.

– Давай, Павлуня… Как брату младшему… Лады? – похлопал его по плечу Борян.

– Плохиш, ты братан мой, – начал тот нараспев и снова икнул, стремительно пьянея и заливаясь пятнистым румянцем. – Братан, – продолжил он, чуть покачнувшись и картинно ударив себя кулаком по лбу. – Брат! Домой прихожу, а мама… Мама…

Все замерли в ожидании страшной новости. В тишине этой было слышно потрескивание лампы дневного света, доносящееся из коридора.

– Мама… мне и говорит, что… – горестно держась за голову, сказал Паша.

– Говорит… то есть? – кто-то недоуменно повторил за ним.

– Что тебе мама говорит? – требовательно спросил Плохиш, глянув на обескураженные лица сочувствующих.

– Мама… говорит, мол, спасла я тебя, сынок. Спасла, дурака! Мент, говорит, приходил к нам, в фуражке. Мусор, в форме заявился, – злобно сжав кулаки, уточнил Фомкин. И опять схватился за голову.

– И че? – командным голосом продолжал допрос Боря, ткнув Пашку в бок.

– Че?!! Слушай д-дальше, бра-атан. Мама его в глазок увидала… Думала, он ко мне. Она мне все говорила, ох, тебя посадят, Павлик, и я тогда умру от горя… Ну, вот… Мама и говорит менту через дверь, типа, подождите, вот оденусь и открою. А сама в комнату ко мне, сыночка спасать. Банку мою со шкафа взяла… и… чтоб меня, значит, не посадили – в унитаз ее. А? Эффектно?

– Эту ту самую банку твою? – изумленно переспросил Бумажкин, вытянувшись лицом.

– А какую? Ту, ту самую, литровую банку, полную… полную, четыре года собирал! И в унитаз! Смыла еще пару раз, чтоб надежнее. Дверь потом открыла… А там! – рассказчик трижды тщательно постучал себя кулаком по голове. – Там – участковый, сука… урод… Опрос жителей устроил, сволочь мусорская… Типа, видели подозрительных ли… личностей? Нет? Ладно, я пошел, типа. И свалил. Все, занавес! Хлопаем все, хлопаем! – весело обратился он к аудитории, истерично аплодируя.

– Что за банка-то? – раздраженно спросила Катя, оставшаяся без большой общей трагедии, которая стала бы главным событием ее одинокой жизни, хотя бы на ближайшее время.

– Ба-аночка, обычная, так себе, – живо откликнулся Фомкин, с трудом пытаясь встать с кресла. – Литровая, стеклянная… Полная голдятины зубной, девятая проба, чтоб он сдох! В своей фуражке… урод, – горько юродиво улыбаясь, объяснил Пашка. – Не, ну мама, конечно, хороша!! Тут ничего не скажешь, тут я пас… Хотя понять можно, испугалась за меня… Но этот-то, сволочь ментовская… Ведь четыре года собирал! Я, может, их в детский дом хотел…

Толпа сердобольных коллег стала расходиться. «Литровая банка, с золотом… Это сколько ж там было? Да, бывает же… Как пришло, так ушло… Нашел, где хранить, дурак», – звучали в коридоре затихающие голоса.

– Да плюнь ты, Паш, – говорил Плохиш, старательно давя в себе хохот. – Зато с мамой все в порядке. Вон как тебя оберегает… Ты за ней как за каменной стеной! Понимаешь?

– Согласен, Фомкин, – кивнул Вовка Бумажкин. – Мама у тебя – просто золото, – добавил он, выходя из «двенашки».

– Мама – да! – согласился Павел, бессильно падая обратно в кресло. – Тёмыч, можно я тут… отдохну пока, а?

– Спи, конечно, – ответил я. И хотел сказать еще что-то, но не успел. Истощенный трагедией, Фомкин уже спал, сжимая в руке пейджер.

Вернувшись в секционную и продолжив монотонно резать наших постояльцев, я впал в нирвану однообразных механических действий. Перестав замечать окружающее, провалился в себя, словно уперся закатившимися глазами в собственное сознание. В ушах у меня звучали слова старухи о том, что мертвые меняют живых. Двигаясь по тропе этой мысли, уткнулся в события трехлетней давности. Я вспомнил случай, произошедший со мной в те дни, когда я, зеленый семнадцатилетний пацан, работал в потрепанном вонючем морге 59-й больницы. В одном из ее отделений приказала долго жить гражданка Клигман, Лиля Исааковна. И в тот же день, после обеда, ко мне пришли ее родственницы – родные сестры Клигман, Зоя и Софья Исааковны. Крупные, немолодые, скорее бесформенные, чем толстые, дамы, они были очень похожи друг на друга. И даже одеты почти одинаково – в черные кружевные косынки и в черные же осенние плащи, несмотря на теплое лето.

Обычно родственники ждали санитара внизу, у входа в траурный зал. В траурном зале я и принимал у них вещи, ведь приглашать родню дальше было небезопасно – воняло. Но сестры Клигман ждать не стали, принявшись смело искать меня в коридорах морга. Не встретив никого на первом этаже, они обнаружили лестницу на второй, где и застали меня, выходящего от заведующей. Поняв, что я и есть тот самый санитар, они решительно подошли ко мне, обступив с двух сторон.

– Здравствуйте, вам кого? – спросил я у них.

– Нам нужен санитар. Мы правильно пришли?

– Да, я санитар. Как фамилия вашего покойного?

– Клигман. А мы Лилечкины сестры – Зоя и Софья. Я Зоя, а она – Софья, – пояснила одна из них, тыкая пальцем в себя и сестру.

– Меня зовут Артём. Я буду готовить выдачу. Вы принесли вещи?

– Нет, конечно. Нам нужно от вас знать, что именно нести. А как иначе?

– Верхнюю одежду, нижнее белье, обувь. Все, в чем покойная будет в гробу. А так же ее духи и полотенце.

Лишь только я сказал это, как сестры покойницы обрушили на меня шквал вопросов. Они задавали их хором, не дожидаясь ответов, словно боялись забыть, о чем они хотят спросить. Их интересовало буквально все. А можно ли принести брюки или положено хоронить обязательно в юбке? Буду ли я разрезать блузку и пиджак? Какого цвета должны быть колготки? Я как мог спокойно объяснял им, что им виднее, как госпожа Клигман должна выглядеть в гробу. Внезапно забыв про эти вопросы, одна сказала другой:

– Он так говорит – «Клигман в гробу», а я только и думаю, лучше б я вместо Лилечки здесь оказалась, – всхлипывая, нараспев запричитала она в конце фразы.

– Ты что такое говоришь? Каждому свой час, – пыталась успокоить ее сестра.

– Нет, я должна была первой уйти! Кто у меня? Только сестры, а у Лили ведь дети, – не унималась та, заливаясь слезами.

Подумав, что будет правильно оставить их вдвоем, я попытался было пойти на первый этаж – одевать. Но они вцепились в меня мертвой хваткой, требуя новых ответов.

– Скажите, молодой человек, а где сейчас наша Лиля?

– В холодильнике, на первом этаже, – ответил я, ожидая, что опять услышу о том, что лучше бы они обе были в холодильнике, чем их любимая сестра.

– И что, она там одна? – обеспокоенно продолжали дамы.

– Нет, конечно. Холодильник в морге один на всех.