Петербургский ковчег - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Михайлович Зайцев cтр.№ 67

... Аполлон плыл, рассекая реку грудью. Сносило течение, намокшая одежда тянула вниз (и это притом, что Аполлон был пловец не из лучших и уже через минуту изрядно нахлебался); вода была холодна. А те несколько огней в крепости, что Аполлон видел издалека, приближались слишком медленно, и медленно же надвигались стены... Аполлон совершенно выбился из сил, когда наконец ощутил под собой ногами дно.

Он вышел на берег с единственным намерением — повалиться сейчас среди камней и прийти в себя, собраться с силами, согреться...

Но намерение это осуществить не удалось. Вода с тихим плеском стекала с него, вода шумела под ногами... Наверное, из-за этого шума его заметил из крепости бдительный караульный. На стене равелина — такой невысокой приземистой издали и внушительной вблизи — вдруг вспыхнул факел.

Факел полетел вниз, освещая округу, заставляя Аполлона замереть.

— Эй, пьянчуга! — заорали в крепости. — Все мозги отпил! Дурень!... — и захохотали.

Другой голос крикнул:

— Самоубийца!... Что стоишь? Мы видим тебя... Плыви обратно.

Аполлон сделал шаг в сторону крепости...

Но со стены тут же грохнул выстрел. В ночной тишине он показался оглушительно громким. Почти одновременно с этим грохотом послышался удар пули о камень. Пуля высекла искру у ног Аполлона и вывернула из влажной земли довольно большой камень.

Аполлон вынужден был отступить в реку.

— Пшел прочь! — злобно орали из равелина ему вслед. — Про-о-очь!...

Аполлон уже плыл обратно. Слезы отчаяния, обиды душили его...

... Начинало светать, когда Аполлон постучал в дверь к Мише Холстицкому. Живописец долго не отзывался — видно, крепко спал. Но Аполлон был настойчив. Наконец за дверью послышались шаги.

Потом раздался тревожный голос:

— Кто?..

Напуганные тем, что случилось с Милодорой, жильцы дома не спешили открывать дверь на стук, — как будто двери могли их уберечь, захоти Карнизов произвести новые задержания; как будто под началом Карнизова не было солдат с литыми железными плечами, способных снести с пути своего начальника любую дверь вместе с косяками...

— Это я, Миша. Открой...

Узнав голос Аполлона, живописец Холстицкий вздохнул облегченно; Аполлон даже слышал этот вздох. Но, отворив дверь и впустив ночного гостя, Холстицкий позволил себе рассердиться:

— Вы знаете, сударь, который час? — и он показал на старые настенные часы в комнате. — К тому же я поздно лег, я работал...

Часы показывали половину четвертого. Аполлон нервно мял в руках шляпу:

— Да, да, я виноват... Но так вышло... обстоятельства...

Холстицкий все сердился:

— Я поздно лег. И мне рано вставать. Мне хотелось бы выспаться у себя в доме, чтобы завтра-уже сегодня... — он кивнул на часы, — нормально работать. В эти многотрудные времена нужно много работать простому человеку, чтобы выжить — я имею в виду: чтобы выглядеть достойно, чтобы ни от кого не зависеть. У меня, как вы знаете, поместьев нет... У меня только маленькая клеточка в этом... Вавилоне, которую я должен наполнить...

Аполлон, оставив, наконец, в покое шляпу, мягко перебил:

— Миша, я хочу посмотреть на нее... Живописец остановил свой поток слов. И вдруг посмотрел на Аполлона добрыми глазами, с пониманием:

— А ведь верно... Я должен был догадаться. Проходите, я покажу...

Они прошли в комнату, уставленную вдоль стен ящиками с холстами, свернутыми в рулоны, и с папками эскизов. Тут и там на полу валялись выжатые тюбики из-под красок, обрывки ветоши и старые засохшие палитры. Несколько ярких акварельных эскизов внутренних органов (конечно же, заказ доктора Федотова) были небрежно развешаны на стене.

Холстицкий, имевший еще довольно сонный вид, провел Аполлона в задрапированный угол.

Здесь стояла прислоненная к стене рама с холстом — в человеческий рост. Рама была накрыта старым, испачканным красками бархатом.

Художник снял этот бархат.

— Вот... Осталось только лаком покрыть.

Аполлон уже однажды видел это полотно — имел удовольствие присутствовать на одном из сеансов. Милодора тогда плохо позировала, все отвлекалась на Аполлона, и Холстицкий ворчал,— а Милодора над ним подтрунивала...

Именно этот момент Аполлон и вспомнил, ибо изображена на полотне была та — живая, озорно поблескивающая глазами, улыбающаяся Милодора, внимание которой, казалось, было обращено не на живописца, а на кого-то стоящего у него за спиной, — на Аполлона, конечно же... За озорством, лукавством в глазах Милодоры стояла любовь. Эта любовь, которую женщина как бы не спешила обнаружить, — была главным в картине. И это главное Холстицкому удалось. Все остальное — образ охотницы Дианы, атрибуты этого образа, пейзажный фон — было только средствами подчеркнуть глаза Милодоры... Глаза, которые любили.

Вероятно, Холстицкий продолжал работу над портретом и в последние дни. Об этом он, кстати, и заговорил:

— Я дописываю ее сейчас. И знаете, как-то легчает на душе. Будто дом, в котором мы все живем, не осиротел, и госпожа Милодора вот-вот вернется...

Аполлон не успел ответить. Холстицкий, оглядев его, покачал головой:

— Боже! Что с вами случилось? Вы весь мокрый...

— Какое это имеет сейчас значение! — Аполлон извинился за ночное вторжение и направился к себе.

Аполлон, конечно, не ощущал, что некие новые силы появились в нем от лицезрения образа Милодоры. Но в нем вдруг появились спокойствие, так нужное ему именно сейчас, и уверенность, что Холстицкий прав, что с Милодорой ничего более ужасного, чем уже случилось, не случится, и она в конце концов благополучно вернется домой — прекрасным солнечным днем...

О, что это будет за день! Это будет счастливейший для Аполлона день в жизни. Его надо только дождаться, если уж не сумел приблизить...

«Не сумел приблизить...» — Аполлона больно уколола эта мысль.

Он, кажется, сделал все, что от него зависело: ходил по департаментам, писал ходатайства на имена ответственных чиновников и даже на Высочайшее имя, согласился на унизительную беседу с Карнизовым, выстаивал на площади, прося аудиенции... Он разве что не штурмовал крепость, собрав вокруг себя каких-нибудь головорезов (кабы он писал роман вроде того, что писала Милодора, он точно использовал бы и этот ход, и заставил бы своего героя пойти на приступ; но в реальности все обстояло не так романтично и просто, как это могло выглядеть в глазах романиста)...

А еще Аполлон не искал встречи с графом Н. Однако не искал он этой встречи не потому, что видел в графе соперника или что-то в этом роде, — нет. Просто все вокруг говорили, что графа нет в Петербурге. И это было похоже на правду. Ведь графа в любой момент тоже могли препроводить в крепость.