Весна Византии - читать онлайн книгу. Автор: Дороти Даннет cтр.№ 100

Нигде не было особого порядка. С перевалов в Трапезунд спускались небритые горцы в мохнатых шерстяных штанах и рубахах, которые вели с собой блеющих коз и маленьких лошадок, навьюченных корзинами, ― в зрелище этом не было ничего от классической греческой гармонии, равно как и в смуглокожих, увешанных золотом племенных вождях, которые по-свойски являлись в город во главе вооруженных отрядов, чтобы расслабиться в парных и в борделях. У них было полно денег; некоторые даже обитали во дворцах. Они обогащались, взимая поборы с путешественников, которые странствовали в их краях. Также горцы приносили и новости о султане: он и впрямь находился в Анкаре, а войско под руководством Махмуд-паши готово было выступить из Бурсы. Но направление удара султан держал в тайне. По его собственным словам, если бы хоть один волосок из его бороды прознал об этом, он собственноручно вырвал бы его и швырнул в огонь.

В Трапезунде императорский двор по привычному богомольному обряду перебрался из цитадели сперва в монастырь Панагия Хризокефалос, затем в обитель святой Софии по ту сторону западного ущелья; в церковь святой Евгении у восточного ущелья близ Летнего Дворца. После этого на неделю они переехали в высокогорный монастырь Сумелы. Луч Божественного Лотоса, Небесный Царь, император Давид, молился там в вышине, чтобы быть ближе к небу.

Позаботившись о возвышенном, двор смог уделить время и для развлечений. Вельможи состязались между собой, выказывая немалую ловкость в метании копья, стрельбе из лука и шумных конных игрищах на Цуканистерионе. На юг, в горы, они отправлялись на охоту, и туда же выезжали с ловчими птицами, устраивали пирушки для избранных и приглашали к себе философов и ученых, дабы те развеяли повседневную скуку мудреными беседами. Также двор предавался азартным играм, наслаждался музыкой и чтением, устраивал всевозможные представления с карликами и животными; наблюдал, как по городу водят осужденных преступников с выбитыми зубами и намотанными на голову овечьими и бычьими внутренностями. Чаще всего это были какие-нибудь бродяги или грабители, ворующие в деревнях припасы, кухонную утварь и детей, которых продавали в публичные дома.

Много времени двор тратил на заботу о своей красоте. Под шелковыми занавесями летнего дворца плелись интриги и разносились сплетни. Это было уменьшенное подобие бургундского двора, собранного в одном месте, а не разнесенного на полконтинента. Женственный бургундский двор, порождающий плотоядные цветы, на корнях традиции, восходящей к самому Гомеру…

Память о былых битвах еще жила в памяти византийцев, но, в отличие от Бургундии, здесь не создавали орденов, дабы пестовать своих рыцарей, и до недавних пор даже не искали наемников, которые могли бы встать на их защиту. Если повезет, с окрестных земель Трапезунд мог бы собрать не более двух тысяч конных и пеших солдат. Впрочем, никто ведь и не опасался в будущем никаких серьезных столкновений. Пусть язычники дерутся между собой. Конечно, жаль Узум-Хасана, персидского союзника Трапезунда, ― но что тут поделаешь?.. Асторре, курсируя по городским улочкам, внимательно прислушивался к разговорам, пытаясь оценить реальную боеспособность Трапезунда и отношение его жителей к войне.

Юлиус, которому не терпелось ринуться в бой, помогал капитану наемников, ― в основном, чтобы отвлечься от тревог по поводу Катерины де Шаретти, которая в последнее время почти не покидала стены Леонкастелло. Говорят, несколько раз она посещала женские покои во дворце и даже принимала участие в увеселениях, но, как и следовало ожидать, встречалась она лишь с придворными дамами, а не с самой императрицей. Никто не знал, довелось ли ей познакомиться с Виолантой Наксосской.

Тоби несколько раз видел ее, ― крохотную фигурку, слишком пышно разодетую и закутанную во множество вуалей, верхом на муле, в окружении служанок и свиты генуэзцев, ― порой она направлялась на рынок или же в гости к другим торговцам, дабы провести время с их любовницами. Неизвестно, знала ли она на самом деле, с кем ей приходится общаться… Что касается самого Дориа, то он частенько пропадал во дворце. Николаса несколько раз приглашали то на охоту, то на бега или на борцовский поединок, но от его имени тут же посылали любезный отказ, ссылаясь на недомогание, так что бывший подмастерье вообще не сразу узнал о том, что его куда-то приглашали.

Когда истина наконец выяснилась, то вместо себя он послал во дворец Джона Легранта с целой кипой схем и чертежей. Докладывая по возвращении своим товарищам об этом визите, абердинец вел себя непривычно сдержанно. Им он сказал лишь то, что император заинтересовался опытом Легранта в оборонительной войне и пожелал, чтобы тот пообщался с его военачальниками.

Больше, несмотря на все насмешки, он не проронил ни слова, а когда появился Николас, все тут же замолкли и разошлись. Легрант не сомневался, что Николас слышал их разговор, однако, в отличие от Тоби, Юлиуса и Годскалка, бывший подмастерье прекрасно понимал, что человек, способный сохранить дружбу Донателло и не перенять его особые пристрастия, едва ли способен смутиться тем, что увидит при византийском дворе. Поэтому Николас обошелся без шуток. Легрант, присаживаясь у окна, сказал ему:

― Я взял планы и все разъяснил. Пришлось побегать по всему дворцу, как какому-то разносчику.

― Им нравятся рыжие волосы, ― отозвался Николас, не двинувшись с места. ― В один прекрасный день они из тебя парик сделают. Вернешься, неся собственные уши в мисочке, лысый, как Тоби.

Со времени своей болезни, Николас, вечный насмешник, ни разу не позволил себе пошутить ни над Тоби, ни над Годскалком. Что-то произошло между ними троими, ― но Джону Легранту на это было наплевать. Все, что он хотел, это передать послание. Но для этого ему с Николасом надо было остаться наедине.

Разумеется, он отнес во дворец все планы по фортификации и был вынужден долго объясняться с местными командирами, вплоть до самого протоспофариоса.

Затем он навестил Виоланту Наксосскую. Ей он тоже представил схемы и чертежи, но совсем другого рода. Это Николас попросил Легранта зайти к принцессе. Если бы остальные узнали, у него были бы неприятности, ведь они запретили бывшему подмастерью общаться с кем бы то ни было без их ведома. Одному Асторре до этого не было дела, но даже Асторре не знал, что шотландец виделся с бывшей пассажиркой галеры «Чиаретти». Однако сейчас Легрант сомневался, стоит ли даже Николасу рассказывать обо всем, что произошло в женских покоях.

Начать с того, что в интимной обстановке она выглядела совсем иначе, с ненакрашенным лицом, в строгом венецианском платье вместо привычного византийского «футляра». Она отослала прочь всех евнухов, оставив при себе лишь двух доверенных придворных дам. Шотландец трижды поклонился, но не стал падать ниц, ибо так он простирался лишь перед Константином, великим императором последних дней Константинополя. Она знала Легранта в лицо и сразу предложила ему сесть. После чего, без всяких предисловий спросила:

― Что у него за болезнь?

Такая резкость его ничуть не удивила.

― У Николаса, деспойна? Болотная лихорадка, ничего более.