Императрица Лулу - читать онлайн книгу. Автор: Игорь Тарасевич cтр.№ 32

— Вы создадите, Ваше Величество, европейскую федерацию государств доброй воли. Извольте: «…после стольких тревог, испытав все неудобства непрочной призрачной независимости, большая часть правительств, по всей вероятности, пожелает примкнуть к союзу, который надежно гарантировал бы их спокойствие и безопасность. Наилучшей гарантией прочности такого порядка вещей послужит тесный союз петербургского и лондонского дворов».

— Союз, или, лучше, Лига наций… А вновь образованная Польша примкнет к такому союзу? — совсем грустно, совсем кротко спросил.

Чарторыйский задрожал.

— Я гарантирую, Ваше Величество. Моё слово. Слово князя Чарторыйского. Ваше… Александр, вспомни, разве я когда-нибудь обманул тебя?! — и тут же ему в лицо бросилась краска, тут же отхлынула — побледнел князь Адам и принялся кусать губы, было за ним такое, водилось — губы кусать.

Совершенно излишнее волнение князя Адама он пропустил мимо глаз; у них действительно не было тайн друг от друга. Почти не было. Но он уж добился своего — друг молодости, будучи человеком горячим, проговорился: о каком вступлении в Лигу наций доброй воли может заходить речь, коли Польша предполагает оставаться под рукою русского императора, под его рукою?

— Отобрать Варшаву у Пруссии? — так же кротко спросил, делая вид, что не замечает волнения поляка и того, что тот заметил, что он заметил, что тот всё-таки проговорился.

— Да!

— А деньги? — вновь спросил, теперь ещё кротче, ещё грустнее, хотя грустнее уже, кажется, было невозможно. — Деньги, милый друг?

Тут князь Адам, не зная, что ответить, взмахнул чёрными рукавами штатского сюртука — явился не по форме наэтакий-то случай, пользуясь всем известной короткостью с особою государя, явился, значит, не по форме, хотя его сиятельство, будучи министром иностранных дел России, мог бы и показывать примеры чиновникам, пришел к званому государеву ужину, на котором этакие-то предполагается говорить темы-с — считанные же все люди, человек тридцать, не более, и каждый, убедитесь, в надлежащем виде. Вместо того поляк намеренно показывал неуважение к русскому министерскому мундиру, хотя прежде по своему положению не имел возможностей выказать неуважение к иному мундиру — кавалергардскому, а потом к мундиру генерал-лейтенанта русской службы.

Князь Адам взмахнул рукавами, которые немедленно превратились в белые форменные с золотыми отворотами кавалергардские рукава. Он ещё стукнул себя в грудь, в юношеском — а, чай, давно не мальчик! — в юношеском порыве свидетельствуя о верности Польши русской короне. Да если б деньги были, он, князь Адам, не попустил бы надругательства над Ржечью Посполитою ни с запада, ни с востока. А то как? Kto psa chce uderzye, kij zawsze znajdzie? [46] Нет! Do jasnej cholery! И русские, и пруссаки — исконные враги польской земли, потому князь в порыве, значит, и стукнул себя в грудь: в родных отцовских Пулавах только в одурении, накурившись разве что какого дурману, мог он вообразить себя в качестве конфидента внука Екатерины, уничтожившей Великую Польшу. Стукнул себя в грудь — раздался глухой звон кирасы. Он шагнул на десять лет назад, навстречу выскочившему из императорского кабинета графу Зубову, шагнул, помимо себя кусая губы, придерживая левой рукою палаш. Черная прядочка упала из-под каски ему на лоб, подбородок вытянулся вперёд, выражая решимость действовать.

— Ваше сиятельство?

Александр же, более не повторяя сакраментального вопроса, потому что первому человеку великой империи совершенно невместно и, главное, совершенно бессмысленно говорить о деньгах этой империи, но всю свою жизнь только о деньгах империи первый человек империи и вынужден говорить, Александр, решивши тоже покинуть сейчас кабинет и ожидающих за дверями ближних, призванных для ненужного, абсолютно ненужного ему совета, Александр, быстренько перенесясь на два года вперёд и, оказавшись верхом, не слезая с коня, спросил лишь:

— Сколько?

Дежурный адъютант ответил, но он даже не дал себе труда выслушать ответ, беспечно махнул рукой, оставив людей в недоумении, следует столько заплатить австрийцам или же не следует и, что всего важнее, когда платить. На самом деле такие деньги не могли ничего решить здесь, возле Аустерлица, денег требовалось в десять, в двадцать раз больше, в сто раз больше! В тысячу раз больше! Так что просто махнул рукой.

А поужинал он в Ольмюце, замечательно поужинал и на следующий день позавтракал — в одиночестве, не пригласив ни Кутузова, ни этого самодовольного австрийского дурака Вейротера. И вообще он более не намерен устраивать приёмов в преддверии битвы. Генералы должны сами озаботиться своим пропитанием. А он, первый после Петра Великого русский император, прибывший к войску накануне сражения, ещё подумает, не принять ли ему лично командование армией — сколько бы ни отговаривал его князь Адам. Он повернулся в седле и потребовал подзорную трубу.

Там, внизу, где стояли французы, солнце ещё не растопило туман, ряды неприятеля сейчас были совершенно неразличимы, из плавающего сизого марева торчала только сизая, как сам туман, верхушка кирхи, и он зачем-то принялся рассматривать её чрез подзорную трубу; католический крест под крышею казался приклеенным. Французов видно всё не было и не было, но они, согласно артикулу, несомненно, уже выстроились там, внизу, в линии.

Разумеется, только мощная военная акция может сейчас остановить Наполеона, об этом ему говорят совершенно справедливо. Но деньги? Без денег никакая военная акция невозможна. Это азы военной науки, которых совершенно не знает и не желает признавать Михайла Илларионович, но зато прекрасно знает генерал Вейротер. Пусть оный, так и быть, пусть оный и командует. Сколько, бишь, запросила Австрия? — Теперь только подумал, про себя подумал, но не спросил, потому и, разумеется, не получил никакого ответа.

Он горестно усмехнулся. Тем хуже для Польши и для князя Адама, что ему, Александру Павловичу, необходим сейчас союз с Австрией.

Русские стояли за ним на взгорье пред Ольмюцем, согласно вейротеровскому плану тоже выстроившись в линии, оба фланга скрывались от взгляда: слева — в березовой роще на таком же, что он расположился, взгорье, и справа — за предместьями, гренадеры справа стояли прямо перед палисадами. Видно было сей минут, как из домика под бурой черепицею выскочил русский солдат, потом за ним второй солдат, а за ними — туземка в сером платье под белым фартуком. И тут же к ним подскочил австрияк из второй линии — австрийский пехотный мундир был отлично различим и без всякой трубы, но он теперь же уставил туда трубу, и все находившиеся при его особе, в том числе и Кутузов, уставили туда свои трубы тоже.

— Что происходит? — спросил недовольно. Утренний холод начал уже пробирать. Как всегда, несмотря на все его приказы, нужного тёплого платья ему не приготовили в поход, и российский император принужден был мерзнуть в утренний холод на поле сражения. — Что происходит? — вновь спросил.

— Драка, Государь, — Кутузов ответил в совершенно непозволительном тоне. — Эге… Драка! Мужики дерутся… Эге… — старик желал играть при нём роль шута! Изволь! Так будь же шутом!