Ода политической глупости. От Трои до Вьетнама - читать онлайн книгу. Автор: Барбара Такман cтр.№ 23

Это был брат султана, пусть и потерпевший поражение, но все еще опасный претендент на оттоманский трон. Джем избежал мести брата и нашел приют на другом берегу залива у рыцарей ордена Святого Иоанна. Первоначальной задачей ордена была борьба против неверных, однако рыцари отличались широтой взглядов и распознали в Джеме ценный приз, благодаря которому они смогли добиться соглашения с султаном и сдерживать его агрессию в обмен на ежегодную субсидию в 45 тысяч дукатов. Великий Турок Джем стал рычагом, который был нужен всем. За него соперничали Венеция и Венгрия, Франция и Неаполь и, конечно же, папство. После непродолжительного пребывания Джема во Франции папа выкупил его вместе с субсидией в обмен на два кардинальских корабля; один достался великому магистру Родоса, а другой — французскому королю.

Иннокентий VIII вознамерился использовать Джема как средство в войне против султана, при этом питая слабую надежду на то, что Джем, получив трон с помощью христиан, выведет турецкие войска из Европы, в том числе и из Константинополя. Если в это и можно поверить, то неясно, в чем заключается священная война, если вы просто меняете одного мусульманина на другого.

В 1489 году Великого Турка встретили в Риме с королевскими почестями и роскошными подарками, в качестве папского дара ему подвели белую верховую лошадь, а Франческетто сопроводил в Ватикан. Улицы заполонили взволнованные и озадаченные толпы, все с изумлением смотрели на исполнившееся пророчество: султан приехал в Рим к папе, и теперь воцарится мир. Понтифик и кардиналы устроили аудиенцию высокому мрачному гостю в белом тюрбане, изредка бросавшему на них дикие взгляды. Принца вместе со свитой разместили в ватиканских апартаментах, отведенных для королевских особ, и старались развеселить охотой, музыкой, пиршествами и прочими развлечениями. Так Великий Турок, брат «зверя Апокалипсиса», нашел приют в доме папы, в сердце христианства.

Вокруг принца не прекращались дипломатические маневры. Султан, опасавшийся христианской агрессии с Джемом во главе, стал искать подходы к папе, направил к нему послов и подарок в виде драгоценной христианской реликвии — священного копья, которым якобы пронзили на кресте Христа. Подарок был торжественно принят в Риме. Присутствие в папском дворце брата, по крайней мере, удержало султана от дальнейших нападений на христианскую территорию. Этим Иннокентий VIII сумел чего-то добиться, однако потерял больше. Народ был озадачен такими отношениями, и папский статус был скомпрометирован учтивостью, которую понтифик выказывал по отношению к Великому Турку.

Приступы болезни у Иннокентия VIII проявлялись все чаще, и в 1492 году приблизился конец. Призвав кардиналов к смертному одру, папа попросил у них прощения за свою неадекватность и попросил их избрать лучшего преемника. Его последнее желание оказалось таким же тщетным, как и его жизнь. Человек, которого кардиналы избрали на трон Святого Петра, оказался, как никто другой, подобен князю тьмы.

Когда Родриго Борджиа исполнилось 62 года, он уже тридцать пять лет прослужил кардиналом и был вице-канцлером. Его характер, привычки, принципы (вернее, беспринципность), злоупотребление властью, способы обогащения, любовницы и семеро детей — все было известно членам коллегии и курии, что позволило молодому Джованни Медичи на своем первом конклаве высказаться по поводу восшествия Борджиа на папский престол: «Бегите, мы в когтях у волка». Да и для более широкого круга итальянских герцогов и правителей Испании, родины Борджиа, а также и для иностранцев не составляло тайны, что, несмотря на образованность и внешнее очарование, человек этот был глубоко циничен и аморален, хотя порочность его в то время проявилась еще не так сильно. Первое его предложение — отпраздновать окончательное изгнание мавров из Испании — встретили с радостью. Однако в 1492-м, в год своего избрания, он устроил не благодарственный молебен, а бой быков на площади Святого Петра, причем пять быков было убито.

Отслужив пяти папам и проиграв на последних выборах, Борджиа на этот раз вовсе не намерен был упустить тиару. Он просто купил свое папство, обойдя двух главных соперников — кардиналов делла Ровере и Асканио Сфорца. Последний, предпочитавший обещаниям золото, отступился, когда во время конклава из дворца Борджиа к его дворцу пришли четыре мула, груженные золотом, — хотя все это наверняка происходило бы без лишних свидетелей. Позднее, когда привычки папы стали нагляднее, об Александре VI рассказывали всякие ужасы, и люди искренно в них верили, возможно, и золотой обоз вошел в серию этих рассказов. Тем не менее такая вероятность не исключалась, потому что непросто было избавиться от такого богатого соперника, как Асканио Сфорца, который позже стал вдобавок и вице-канцлером.

Борджиа и сам был бенефициаром непотизма: его, двадцатишестилетнего, сделал кардиналом престарелый дядя, папа Каликст III, которого на высший пост избрали в 77 лет, и признаки маразма указывали на скорый очередной выбор. Каликсту, однако, хватило времени, чтобы вознаградить племянника постом вице-канцлера за успех в возвращении некоторых территорий Папской области. У Борджиа в Испании имелись три епархии, он получал доходы с испанских и итальянских аббатств, ему выплачивалось ежегодное содержание в 8000 дукатов как вице-канцлеру и в 6000 дукатов — как кардиналу, совершал он и частные операции и в итоге обзавелся солидным капиталом, став самым богатым членом Священной коллегии. В молодости, уже будучи кардиналом, он достаточно скопил денег, чтобы построить себе трехэтажный дворец с лоджиями, где он и жил. Дворец был обставлен роскошной мебелью, обитой красным атласом и бархатом с золотой вышивкой. Обстановка гармонировала с коврами, стены были увешаны гобеленами, на столе стояла золотая посуда, а жемчуг и золотые монеты, которыми кардинал частенько похвалялся, могли бы наполнить Сикстинскую капеллу. Пий II сравнивал эту резиденцию с Золотым домом Нерона, который когда-то стоял неподалеку от резиденции Борджиа.

Говорят, за 35 лет Борджиа не пропускал консистории, разве только когда болел или когда его не было в Риме. Он не упускал ни одной выгодной возможности, которые предоставляла папская бюрократия. Умный и энергичный Борджиа упрочил связи с Римом и, будучи легатом Сикста IV, выполнил сложную задачу — убедил аристократов и церковных иерархов Испании поддержать брак Фердинанда и Изабеллы и объединение их королевств. Возможно, он был самым способным из кардиналов. Высокий, ширококостный и крепкий, он обладал величественной внешностью, любил красивую одежду — фиолетовую тафту, алый бархат и лучший горностай.

По свидетельствам современников, с его лица не сходила улыбка, он всегда был в хорошем и даже в радостном настроении, любил «делать гадости с приятным выражением лица». Красноречивый, начитанный, он был остроумен и старался «блистать в разговоре». Он умел заводить романы, чувство собственного достоинства в сочетании с испанской гордостью производило магнетическое впечатление на женщин, следовательно, он давал им почувствовать свое желание. Еще один наблюдатель почему-то добавляет, что Борджиа отлично разбирался в денежных вопросах.

Будучи кардиналом, он стал отцом — у него были сын и две дочери от женщин, имена которых остались неизвестны, а когда Борджиа было уже за сорок, у него родились еще трое сыновей и дочь, на этот раз — от признанной любовницы, Ваноццы деи Каттанеи. По слухам, в этой роли она сменила свою мать. И Ваноцца, и дети стали официальной семьей Борджиа. Для своего старшего сына, Педро Луиса, Родриго приобрел в Испании герцогство Гандия и устроил сыну помолвку с кузиной короля Фердинанда. Педро умер молодым, и его титул, земли и деньги перешли к его сводному брату Хуану, любимцу отца, после смерти которого семья Борджиа стала притчей во языцех. Чезаре и Лукреция, знаменитые Борджиа, якобы поспособствовавшие этому, были детьми Ваноццы, как и Хуан, и другой брат, Жофре. Кто был отцом восьмого ребенка по имени Джованни, родившегося в понтификат Александра VI, кажется, оставалось неясным даже для членов семьи. Две папские буллы, последовавшие одна за другой, сначала назвали его сыном Чезаре, а потом и самого папы, но в народе полагали, что то был незаконнорожденный сын Лукреции.