Кадын - читать онлайн книгу. Автор: Ирина Богатырева cтр.№ 98

– Доброго ветра, конник, – только и смогла вымолвить.

Талай отпустил мою руку, развернулся и ушел к своему шатру.

О той битве, что случилась на следующий день, многого не скажу. Отец учил не говорить о бое, который прошел. Доброму воину сказать о нем нечего – его руки рубились, а сердце оставалось холодным. А худой воин скажет много, но все соврет: его руки дрожали, и все казалось страшнее. Мои руки рубились, мое сердце забыло себя. Но как рассказать о тех страданиях, что я видела, о победах тех воинов, кто лег у подножия Зубцовых гор и уже о себе не скажет ни доброго, ни дурного? Мое сердце плачет, мое сердце сжимается от любви к моему народу, но многого я не скажу.

Утро занялось теплым. Степь пахла пряно, кобылки сухо трещали, разлетаясь из-под ног. До света отец построил воинов, и, когда сошла муть, войско предстало в боевом порядке. Солнце сияло на золоте зверьков на шапках. Солнце играло на сбруе коней. Как на праздник одеты были воины, начистили упряжь, обновили щиты. Как на праздник весны легко и весело смотрели.

Степские тяжелой бурой волной поднялись разом и двинулись к нашему берегу. Отец выехал вперед и стал вызывать Атсура. Если выходит битва люд к люду, сначала один на один бьются вожди. Но Атсур не явился. На холме гарцевал, вдали от берега. Это видели и наши воины, видели и его люди. Трижды вызывал его отец, но он не спустился. В теплеющем воздухе тяжелым было молчание людского моря, как гудит натянутый конский волос на ветру, так, казалось, гудел сам воздух и со звоном готов был порваться.

Первая стрела, тяжелая, будто сонная, полетела со стороны степских, шаркнув, упала плашмя к конским ногам. Ни движения, ни звука не последовало за ней. Степские не хотели воевать, мы видели. Наши люди не хотели нападать.

И тогда отец в последний раз позвал Атсура, а после вернулся в линию и занял свое место. С десяток стрел вылетело в тихом безветрии с правого берега. Крик «Айа!» сотряс воздух, и все линии двинулись, а лучники из первых рядов пустили стрелы.

Я не участвовала в первом бою. Моя линия стояла в стороне на холме, она была отведена для подмоги. Мы стояли на холме и наблюдали бой, но не двигались с места. Наши гориты горели от жажды битвы, наши кони рыли в нетерпении землю, но мы ждали и не двигались с места, не получив от отца сигнал.

Время было мучительно, время тянуло болью в желудке, солнце будто застыло в небе. Мы ждали сигнала, от нетерпения темнело в глазах. Линии проходили мимо, вливаясь в бурое море, вливаясь в битву, а мы стояли и провожали их глазами.

– Люд Золотой реки! В бою все вы – на ее берегу!..

Я плохо помню весь день, но невыносимое ожидание запомнилось навсегда. Духи моего люда, духи воинов клубились и летали. От напряжения границы миров стали для меня прозрачны. Я становилась стрелой, готовой пронзить луковицу.

Не помню, где замерло солнце, когда мимо нас с криком и гиканьем промчались мальчишки-воины, а Кам, гнавший их ряд, вдруг осек передо мною коня. Конь взвился на дыбы и заходил. Глаза Кама были страшны, облик грозен, он прокричал, глядя мне в самое сердце:

– Что стоишь, царевна? Или не видишь ты алчных духов, что летят на пир? Или не открыто тебе больше?

– Я жду сигнала! Сигнала не было от отца.

– Твой отец не видит солнца в битве, а ты ждешь знака?! Сердце твое спит!

И Кам-воин умчался, а я ощутила боль в сердце, и словно бы из самого моего нутра раздался зов к бою:

– Айая!!!

Учкту сама понесла вперед, я не держала поводья, а топот копыт боевых коней, настигавших меня, говорил, что вся линия сорвалась и несется к реке.

– Бейтесь, воины, бейтесь! Кровь солнцу подобна, и солнце в вас!

Если есть в мире сила большая, чем сила огня, то это единство люда в ярости. Я ощутила это как бурную воду, в которую пускалась в половодье, и вновь безумие воина Луноликой охватило меня. Мои руки разили, но я не чуяла их, мой лук стрелял, но словно не я держала его.

Люди и кони мелькали передо мной, духи, алчные духи заполнили воздух. Мне казалось – или я видела, – Таргатай металась среди степских, ее чекан был бур от крови, алчные духи, подвластные ей, окружали ее, и тем страшнее был ее удар, тем яростнее взор. Шапки на ней не было, темная кровь стекала по виску из раны, но она не чуяла того.

Я стремилась к холму, где гарцевал Атсур. Прорывалась туда через ряды, и моя линия шла за мной. Я чуяла помощь своих воинов и тем сильнее, яростнее билась. Я найти хотела Атсура, убить хотела его, лишь тогда обретут отмщение все воины, павшие в этот день.

– Вперед, конники, мчитесь! Земля бесконечна, и это ваша земля!

Но мне не суждено было добраться до холма. Степские сдавили нас, и мы увидели, что отрезаны. Я дала сигнал, и мы собрались клином, мы встали в оборону, но степские сжимали. Я видела, как один воин соскочил с коня и с криком кинулся вперед. Это был кузнец, огромный, сильный, его голые плечи и грудь походили на молоты, которыми он ковал железо, и защищал его лишь малый щит на спине. Ловким ножом он вспарывал брюхо степским коням, чеканом клал всадников. Это был пеший бой, которому некогда учил меня старый Бара-Атой.

Вдруг свет в моих глазах померк, а когда я пришла в себя, то лежала меж камнями, и степской на полном скаку занес надо мной копье. Я перевернулась, оно воткнулось за моей спиной. С одного рывка он не выдрал его и задержал коня. Я развернулась, с силой дернула на себя древко, и воин рухнул наземь, всем телом обрушился на меня – прямо на выпростанный мой кинжал. Он тут же обмяк, выпустил жизнь вместе с дурным дыханием мне в лицо, а глаза его, вмиг потерявшие ясность, остановились с удивлением на моих глазах. Не чувствуя ничего, кроме омерзения, я столкнула с себя эту мертвую тушу, поднялась на ноги, обтерла клинок о его одежду и продолжила битву. Верный чекан и меч стали мне помощниками, когда горит был пуст, а Учкту пала, чуть не погубив и меня.

Кони были вокруг, духи, крики и запах смерти…

И я увидела брата, любимого светлого Санталая в тот миг, когда копье вонзилось ему меж лопаток и тело его, прогнувшись в последней судороге дыхания, замерло на коне. Для того лишь расступились воины, для того лишь разошлась тьма битвы, чтобы мне увидеть его убитым. Я услышала крик, исходящий из глубины моего естества. Я стала прорываться к нему, и враги были как камни, попавшие под ноги.

Я успела в тот миг, когда он скатился с седла. Уложив его на бок, я обняла его голову. Мое тело чуяло судороги его мышц, мое сердце вбирало последние токи его жизни. Когда я взглянула ему в лицо, глаза его уже были пусты, но он улыбался как всегда светло, беззаботно, открыто – лишь он один так умел улыбаться из всех моих братьев. Жизнь излетела из его приоткрытого рта.

Воин не может лежать лицом вниз. Я освободила его тело от копья, положила на спину, и трава вокруг вмиг стала алой. Смотри в небо, брат, иди в чертог Бело-Синего, я провожу тебя. Дай кончиться бою, дай обтереть клинки.