Библия и меч. Англия и Палестина от бронзового века до Бальфура - читать онлайн книгу. Автор: Барбара Такман cтр.№ 59

Прошли восемнадцать столетий пассивного ожидания сверхъестественного вмешательства. Молитва «В будущем году в Иерусалиме» отмечала каждый год, начиная с 70 г. н.э., как паданье капель на камень. Но теперь один за другим евреи начали осознавать, что только собственными руками проложат себе дорогу из изгнания. «Еврейский народ должен сам стать себе мессией» , — писал в 1864 г. историк Генрих Гретц. Понадобились многие силы и факторы XIX в., чтобы возникла столь революционная идея.

Почти невозможно попытаться составить даже краткий обзор возрождения еврейского народа в Новейшее время, не застряв безнадежно в разногласиях в среде самих евреев и в перипетиях внешней политики стран Европы. На волне Великой французской революции для евреев — запоздало относительно остальной Европы — и началась эпоха Просвещения и эмансипации, но эта самая эпоха стала еще и периодом религиозных и социальных конфликтов, разрывавших единство иудаизма, так ревностно оберегаемого на протяжении многих столетий притеснений и готового потеряться в борьбе за свободу, гражданские права и в конечном итоге государственность. В этот период Европа видела наполеоновское иго и наполеоновские войны, тщетную попытку Священного союза подавить абсолютизм, революции 1830 и 1848 годов, подъем национализма, либерализма, социализма, коммуну во Франции, приход к власти Бисмарка и зарождение пангерманизма и конвульсии России на последних стадиях слабоумия царизма. Все эти силы и факторы воздействовали на евреев как родовые схватки болезненного процесса появления на свет нации.

Для евреев начало этому процессу положил в Германии в XVIII в. Мозес Мендельсон, и «просвещение» разрушило защитную скорлупу ортодоксии и открыло евреям дорогу для знакомства с западной культурой и участия в делах Западной Европы. Тирания Талмуда и раввинов была свергнута. По всей Европе распахивались запертые окна. Евреи стали читать Вольтера и Руссо, Гёте и Канта. Последовало движение реформ, отринувшее ритуалы и старающееся приспособить иудаизм к современному миру. Целью стала гражданская эмансипация. В 1791 г. декретом Национального учредительного собрания Франции евреи получили гражданство, и Наполеон подтвердил этот декрет во всех завоеванных им странах. После падения Наполеона декрет был отменен, и за него пришлось бороться в каждой стране в отдельности. Гражданской эмансипации евреи добились приблизительно в середине XIX в., и увенчайся она полным успехом, на том закончился бы иудаизм. Но этого не произошло, и, пытаясь разобраться почему, евреи открыли для себя национализм. Они поняли, что иудаизм умирает: с одной стороны, он окаменевает, превращаясь в сухую оболочку раввинского формализма, с другой — растворяется на вольном воздухе западного «просвещения». Чтобы поддержать его жизнь, ему настоятельно требовалась новая душа. И дал ее национализм. С этого момента с мертвой точки сдвинулось — медленно, неохотно, почти против воли — движение к Палестине, не из энтузиазма, а в силу необходимости. Это никогда не было единым движением по прямой, это были бесконечные расколы противоречащих друг другу тенденций и противоборствующих группировок: реформа против ортодоксии, националисты против ассимиляционистов, и обе эти группировки против антисионистов, и всех им наступали на пятки рявкающие псы антисемитизма.

Политический антисемитизм был порождением XIX в. Он поднялся подобно черному фениксу из пепла наполеоновских завоеваний, и произошло это — и тут нет ничего удивительного — в Германии. «Хеп! Хеп!», эхом разносящееся по улицам Гельдельберга и Франкфурта в 1819 г. как аккомпанемент беспорядков и еврейских погромов, звучало на протяжении всего столетия, звучало на фоне Дамасского инцидента, Майских законов, в черте оседлости и в ходе погромов в России, на протяжении дела Дрейфуса и в конечном итоге до Холокоста Гитлера. И всегда напирало, подталкивало евреев: одних — к национализму и Палестине, других — к эскапизму и ассимиляции.

Как раз это давление доказало иллюзорность «просвещения» и эмансипации. Невзирая на пылкую и трогательную веру XIX столетия в прогресс, антисемитизм не исчезал никогда. Некогда ортодоксальные раввины считали, что достаточно подождать и появится мессия, который чудесным образом вернет евреев в Сион. Теперь ассимиляционисты считали, что достаточно подождать и, если будут вести себя тихо и воспитанно, если никому не будут докучать, антисемитизм в конечном итоге канет в дымке прогресса и братства людей. Но и этого не произошло. Не исчез он и по мановению волшебной палочки марксизма или социалистического интернационала. Евреи крутились-вертелись в поисках решения в десятках различных сфер, стараясь быть обычными гражданами той страны, в которой жили, но при этом оставаться евреями, искать спасения для своих притесняемых братьев на Востоке, но при этом сохранять собственную толику свободы и хорошей жизни, которую нашли на Западе. Эти противоречия породили трагический фракционализм среди евреев, неизвестный со времен последних дней Храма, когда фарисеи, саддукеи и зелоты сражались друг с другом, а вокруг них рушился город. Рознь углублялась, фракции множились, росла внутренняя разобщенность, мешающая формированию единой нации, как мешает она сегодня строительству национального государства. Но лай псов заставлял двигаться вперед. Услышав его в просвещенной Франции, Герцль вернулся домой в душевных муках писать «Еврейское государство» и призывать Еврейский конгресс спустить на воду «судно еврейского государства». Но пятьюдесятью годами ранее Мозес Гесс услышал его в Дамаске.

Гесс, как после него Герцль, был эмансипированным евреем — одним из первых лидеров немецких социалистов, считавших себя сначала социалистами, потом немцами и уж в последнюю очередь евреями. Дамасский инцидент обрушился на него, как неожиданный удар в спину. Он показал, что евреи всё еще могут быть заключены под стражу, подвергнуты пыткам и сама их община осквернена под предлогом, выкопанным из средневековых предрассудков. Инцидент темным облаком накрыл каждую еврейскую общину от Нью-Йорка до Одессы. «Тогда до меня, при всей моей социалистической деятельности, впервые дошло, — писал позднее Гесс, — в какой мере я принадлежу к моему несчастному, оклеветанному, презираемому и разобщенному народу… и я хотел выразить свои еврейские патриотические чувства криком муки» . Но крика муки ему было недостаточно. Он искал решения. Существовало только одно. «Без страны… вы побочные сыны человечества» — пока еще не сформулированный императив Мадзини уже был неизбежен. Эмансипация обернулась пустым звуком. Сколь бы горька ни была правда, ее следовало высказать вслух. В 1862 г. Гесс опубликовал книгу «Рим и Иерусалим» с подзаголовком «Новейший национальный вопрос». «Час пробил, — писал он, — для возвращения на берега Иордана». Необходима была страна. «Для евреев больше, чем для всех прочих народов, которые, пусть и угнетаемы, но живут на собственной земле, любому политическому и социальному прогрессу должна предшествовать национальная независимость. Общая национальная родина — вот главное условие…»

Но он знал то, о чем никогда не задумывались энтузиасты вроде Шефстбери: что его народ далеко не готов. Еврейские массы были еще заперты за талмудическими ставнями, которые требовалось взломать изнутри, а «прогрессивные» евреи прятались за тщетными надеждами, которые могут быть разбиты лишь «ударом извне, таким, какой уже готовят мировые события». Было ясно, что «главная проблема еврейского национального движения в том… как пробудить патриотические чувства в сердцах наших прогрессивных евреев и как посредством этого патриотизма вызволить еврейские массы из пут умертвляющего дух формализма». Только когда это будет достигнуто, «мы будем готовы к восстановлению еврейского государства».