Петр Первый - читать онлайн книгу. Автор: Николай Павленко cтр.№ 36

Не встретила поддержки идея посредничества и у французского двора. Уполномоченный, которому было поручено вести переговоры в Париже, доносил: «Когда в Париже хлопотал я о посредничестве к примирению царя с королем и удивлялся, что Франция так холодно слушает выгодные условия Российского государя, не взирая на то, что он имеет армию в 80 тыс. человек, маркиз де Морей отвечал: „в этой армии 80 тысяч трусов, их разобьют 8 тыс. шведов“». Отказ французского правительства от роли миротворца был обусловлен не только высокомерно-пренебрежительным отношением к военной мощи России, но и опасениями, что шведский король после заключения мира мог выступить на стороне морских держав против Франции.

Наконец, Петр пытался склонить к посредничеству и союзу Англию. Осенью 1706 года он назначил послом в Лондоне талантливого дипломата Андрея Артамоновича Матвеева. Царь возлагал на миссию Матвеева большие надежды и, обращаясь к нему с напутствием, писал: «сие дело великое вручено вам», и обещал дипломату в случае успешного выполнения поручения «немалое воздаяние». Петр тщательно изучил составленную для Матвеева инструкцию, нашел ее «изрядно написанной» и внес лишь несколько дополнений. По поручению царя Матвеев должен был заявить в Лондоне о готовности России вступить в союз морских держав и предоставить англичанам выгодные условия торговли. Царь, конечно, знал о вывозе из России в Англию мачтового леса, пеньки, смолы и поэтому поручил Матвееву убеждать англичан в том, что в «пристанище» на Балтийском море заинтересована не только Россия, но и Англия, корабли которой могли бы достичь русских портов по кратчайшему пути.

Инструкция предоставила Матвееву еще одно средство воздействия на членов английского правительства – подкуп. В дипломатической практике тех времен подкупы в форме пожизненного пенсиона, дорогих подарков и единовременной выдачи крупных денежных сумм были распространенным явлением и не очень осуждались. Матвееву, в частности, поручалось разузнать о возможности подкупа фаворита английской королевы герцога Мальборо.

Царь знал о несметных богатствах герцога и очень сомневался, что его удастся купить: «Не чаю, чтоб Мальбруха дачею склонить, понеже чрез меру богат; однакож обещать тысяч около двухсот или больше». Мальборо рассудил, что не стоит пренебрегать обещанными царем 200 тысячами ефимков, и решил поторговаться в размере вознаграждения. Обнаружив алчность «Мальбруха» и его готовность всерьез делать дело, Петр соглашался увеличить оплату услуг герцога: за помощь при заключении «доброго мира» со Швецией ему был обещан титул князя и доходы в размере 50 тысяч ефимков с одного из трех княжеств: Киевского, Владимирского или Сибирского. В дополнение к этому царь обещал Мальборо подарить рубин такого размера, подобного которому «или нет или зело мало» сыщется во всей Европе. Обещан ему был и орден Андрея Первозванного.

Дальше этих предварительных переговоров дело не пошло, и реальных последствий флирт с Мальборо не имел. Герцог не получил ни доходов с какого-либо «княжества», ни рубина небывалых размеров, а Петр не получил желаемого им «доброго мира». У Англии были такие же опасения, как и у Франции. Влияния фаворита на королеву оказалось недостаточно, чтобы принудить правительство Англии поступиться коренными интересами страны. В Лондоне, как и в Париже, допускали, что Карл, развязав руки на Востоке, использует армию там, где он считает выгодным для себя, а не для французов или англичан. Существовали подозрения, что Карл намеревался двинуться против союзника Англии – Австрии.

Что царь подразумевал под «добрым миром» в 1707 году? Он рассуждал так. Карл ни в коем случае не согласится оставить за Россией все ее приобретения в Прибалтике, и поэтому на начальном этапе переговоров надо уступить шведам Дерпт. Если, однако, шведы не удовлетворятся этим, то им можно предложить за оставленные за Россией Нарву и Петербург денежную компенсацию. Крайняя уступка, на которую «по самой нужде» соглашался пойти царь, – возвратить шведам Нарву. Что касается Петербурга, то об «отдаче оного ниже в мысли иметь», даже думать об этом запрещал царь. Петр готов был довольствоваться малым – крохотной территорией, обеспечивавшей выход к морю.

Заключение мира зависело не только от желания царя и желания европейских дворов посредничать при переговорах, но и от намерений шведского короля. А он о мире с любыми территориальными уступками и слышать не хотел. В Стокгольме французскому послу, зондировавшему почву относительно мирных переговоров, сказали: «Король помирится с Россией, только когда он приедет в Москву, царя с престола свергнет, государство его разделит на малые княжества, созовет бояр, разделит им царство на воеводства». На меньшее Карл не соглашался! Не забыл он и о том, что надо должным образом вознаградить генералов, участвовавших в завоевательном походе. Еще находясь в Саксонии, король щедро раздавал доходные должности своим военачальникам. В московские губернаторы он прочил генерала Шпарра.

Отзвуки страха Западной Европы перед шведским королем были отчетливо слышны и в Польше. Царь неспроста сосредоточил свою армию в Польше и сам четыре с лишним месяца сидел в Жолкве, откуда трижды ездил в Львов, а затем отправился в Варшаву. Его цель состояла в том, «дабы оставшую без главы Речь Посполитую удерживать при себе», то есть поддержать те силы в Польше, которые не признавали королем навязанного им Станислава Лещинского, отрицали законность Альтранштадтского договора и оставались верными союзу с Россией. Сторонников заключенного в Нарве союзного договора с Россией в Польше было немало, и расположенные там русские войска, а также присутствие Петра активизировали их борьбу с шведами и их ставленником Станиславом Лещинским. Но Петру очень хотелось иметь вместо свергнутого Августа II и мало кем признаваемого Станислава Лещинского настоящего польского короля, «единодушно всеми гражданами избранного», как было сказано в обращении царя к населению Речи Посполитой. Здесь Петра постигла неудача. Он поочередно предлагал корону двум братьям Собесским, австрийскому фельдмаршалу Евгению Савойскому, венгерскому князю Ференцу Ракоци, но никто из них не принял предложения, «должность» короля так и осталась вакантной. Кандидаты на польский трон считали, что, водрузив корону на свою голову, можно остаться без головы, ибо Карл XII, конечно бы, не потерпел того, чтобы существовал иной король, кроме Станислава Лещинского.

В таких военных и дипломатических заботах прошел 1707 год, успехи чередовались с неудачами, напряжение – с кратковременными передышками. Эти заботы, надо полагать, измотали Петра. Во всяком случае, царь стал раздражительным, в нем вновь проявлялась жестокость, явные следы которой будто бы исчезли после расправы со стрельцами. В 1707 году он еще сдерживал себя, быстро отходил и, чувствуя неловкость, искал примирения, как бы извинялся, тем более что жертвами гнева становились люди, которых он ценил.

Царь рассердился на Апраксина за то, что он не наказал воевод, доставивших рекрут не в том количестве, которое им было предписано. Адмиралу было отправлено письмо с выговором: «Что вы не сделали ничего тем воеводам, которые вам не по указу довели людей, а отваливаете сие на московские приказы, которые в добро не может причтено быть, но точию двум делам: или лености или не хочете рассориться». Спустя несколько дней оскорбленный Апраксин получил новое письмо. Царь просит забыть обиду: «Скорбите о том, что я вам писал о воеводах, и в том для бога печали не имейте, ибо я истинно не с злобы к вам, но в здешнем житье хотя что малая противность покажется, то приводит в сердце». В другом письме еще одно утешение: «что ваша милость просите прощения, и то долго у меня не живет». Этим инцидент был исчерпан, а вот второй имел продолжение, отразившееся в указе.