Великий Тёс - читать онлайн книгу. Автор: Олег Слободчиков cтр.№ 120

— В Диком поле все по-другому! — пробормотал Иван, неохотно оправдываясь и разглядывая удалявшийся берег. — И казаки, и стрельцы, и дворяне!.. — помолчав, добавил: — Там все равны! Далась тебе моя шапка?

Пятидесятник опять ухмыльнулся, метнув быстрый взгляд поверх его головы.

Оставленные под Шаманским порогом черкасы и литвины за тунгусами не гонялись, в их распри не входили, но по-хозяйски обжили остров. Рубить зимовье, по примеру сибиряков, они не стали: наподобие корзины сплели из прутьев остов избы и обмазали его глиной. Жилье они построили быстро, не надрывались и не дразнили тунгусов поваленными деревьями.

Жили ссыльные на острове беззаботно и весело: с хорошим запасом мяса и рыбы. Было у них и ягодное вино, из которого они через ствол пищали курили водку в обмазанном глиной котле.

Пятидесятник Черемнинов, как увидел их запас вина, так возлюбил ссыльных больше, чем родственников. Пересчитав остатки хлеба, он изумился бережливости островитян и загулял.

Иван выпил чарку и другую, тоже подобрел. Задерживаться он не мог: поторапливали осень и Филипп-сургутец. Старый казак был так плох, что едва ходил, опираясь на палку.

— Все болит! — жаловался Ивану. — Наверное, помру. Хоть бы до Енисейского добраться, сынов благословить, с женой проститься. Гаврила на другой год в службу пойдет, Анисим — за ним, в следующий.

— Мне бы только довести тебя. Савина выходит! — грубовато обнадежил товарища Похабов. Михалев взглянул на него с укором и со скрытой надеждой. Иван поежился, передернув широкими плечами: — Помоюсь в мыльне да рубаху постираю, завтра и поплывем!

Чуть покачиваясь от выпитого, сын боярский ощупал не просохшую еще берестянку, но пятидесятник его остановил:

— Не дам! Струги и лодки мне нужны! Сплавляйся на барке. А что? По течению же?! — вытаращил на Ивана хмельные глаза.

А он затряс было бородой: что за нелепицу говорил Васька? Считай, одному на тяжелой барке плыть. Но, взглянув на два оставленных Раду-ковским струга, прикинул, сколько в них загрузят ржи, и понял, что без берестянки пороги не пройти. Особенно Падун. Иван сердито попинал рассохшийся борт барки, вытянутой на сушу:

— Вели ссыльным проконопатить и просмолить! Ты у них за главного!

Пока он мылся и стирал одежду, островитяне просмолили барку и вытесали ему запасное весло. Утром, после молитв, уже слегка хмельные, они помогли столкнуть ее на воду, бросили Ивану берестяную корчажку с вином.

Он усадил на корме Филиппа, с благодарностью помахал рукой провожавшим и стал отгребать от берега. Течение подхватило тяжелое, неповоротливое судно и понесло его к Енисейскому острогу. Опираясь на пищаль, на берег вышел Черемнинов, хотел махнуть рукой, но качнулся, споткнулся и повалился на землю.

Иван рассмеялся, отхлебнул из фляги, кивнул Филиппу:

— Моли Бога с Николой, а я править буду! Не застрять бы нам на отмели! — опасливо перекрестился. — Вдвоем барку не столкнем!

— Какой из меня помощник? — вздохнул старый казак, поднимая к небу выцветшие больные глаза. Прислушиваясь к плеску воды, добавил с печалью: — Может, и выходит меня жена, если Бог даст доплыть до острога. А если встретит скитник Тимофей — все, отжил! Сон мне был! — он смиренно помолчал, растянув в печальной улыбке истончавшие губы: — Тоже хорошо. Отпоет по уставу.

Иван пошевеливал то одним, то другим тяжелыми веслами, не давал течению развернуть судно. Он старался помалкивать, хотя ледок, бывший между ним и Филиппом, таял. Опять они говорили дружески и душевно.

— Жаль! — снова вздохнул старый казак, расправляя седую бороду крючковатыми пальцами. — Раньше не замечал всего, как теперь: солнышко блестит, травка желтая, мох зеленый. Вон, снежок под деревом белый. Хорошо-то как, Господи! — опять поднял глаза к синему небу. Денек был погожий.

— Что же ты больной доброй волей за атаманом пошел? — грубовато укорил его Иван.

— Чуял хворь! — согласился Филипп. — Но не мог не пойти. Как-то покойная жена сильно болела, подняться с печки не могла. Дети еще малы были. А мне в ту зиму надо было идти на дальнюю службу. Перфильев сказал: «Если пойдет кто вместо тебя, оставайся при остроге, в караулах!» Дунайка тогда только вернулся, не отгулял еще своего, ушел вместо меня. Царствие небесное! — Филипп перекрестился, всхлипнув. — Как я мог не пойти ему на помощь?

Доплыть водой они успели! Но Ангара вынесла барку в Енисей вместе с шугой и салом. Грохотали, скребли по льдинам весла. Чуть жив от усталости, Иван Похабов пробивался сквозь них, проталкивая судно к левому берегу. В пути он два раза садился на мель, но с Божьей помощью снимался своей смекалкой. И теперь, уже возле острога, очень стыдился быть затертым и раздавленным льдами.

Филипп молчал, водил по сторонам виноватыми глазами, мысленно молился и ничем другим не мог помочь измотанному товарищу.

Неподалеку от устья речки, где заимка Галкиных, Иван пробился-таки к черной полынье, тянувшейся за островом. Немного приблизился к берегу, увидел всадника, закричал, размахивая руками. Просил помощи.

Всадник пустил коня галопом и скрылся в лесу, но вскоре вернулся еще с двумя. Люди спешились, стали бросать на барку веревку, добросить не смогли. Один помчался в острог, другие следовали берегом, опасаясь, что льды прижмут барку. А если перевернут или раздавят, вдруг они и спасут кого.

Не раздавило. Подтянуть барку к берегу удалось возле самого острога. На помощь сбежались служилые и гулящие. Десятки рук удерживали судно, чтобы лед не унес его мимо причала. На яр высыпали бабы и дети. Тяжело дыша, Иван навалился грудью на борт. Руки повисли плетьми, не было сил перекреститься. Отдохнув, он поднял голову и увидел инока Тимофея в монашеской рясе, без вериг. По дряблым, но румяным щекам монаха катились слезы.

За старцем, перепуганными пташками, топтались сын с дочкой. Взглянул на них Иван, и сердце облилось кровью от жалости к своим детям. Зябко сучили они ногами в дырявых чунях. На плечи были накинуты ветхие шубейки. В глазах еще метался пережитый страх.

«Ни чарки не выпью, пока их не накормлю, не одену!» — зарекаясь, снова уронил он голову на борт и тяжко всхлипнул.

— Живой тятька! Живой! — услышал радостный щебет детских голосов и частые удары по железу в острожной церкви. Колоколом она так и не разжилась. Кто-то уже вскарабкался на барку, подхватил Похабова под руки. Как в тумане, увидел он Савину с выбившимися из-под плата волосами. Она глядела на него не мигая, со страхом и радостью.

Иван шевельнулся, устало высвобождаясь из дружеских рук. Поднял саблю, мешок с ясаком и кожаный мешочек с грамотками, челобитными, отписками, спустился с барки, нетвердо встал на землю и поплелся к детям.

Терентий Савин что-то говорил ему, тормошил, он не слышал. Проходя рядом с Савиной, прилюдно обнял ее. Она вскрикнула, всплеснув руками, увидев поднятые над бортом живые мощи мужа. Сыновья Филиппа, Гаврила с Анисимом, осторожно приняли отца, понесли его к дому.