Массмедиа с древнейших времен и до наших дней - читать онлайн книгу. Автор: Уильям Бернстайн cтр.№ 80

Хуже того, властная элита, верящая в плановую экономику и обладающая полным набором данных, неизменно лишает остальное население какой-либо информации, пусть и самой безобидной. В Советском Союзе среди наиболее востребованных предметов, ввозимых иностранцами, были уличные карты советских городов, сфотографированных западными спутниками. Те карты, которые изготавливали отечественные картографы, были сознательно искажены, вероятно, из соображений безопасности, а потому практически бесполезны. Официальная информация с годами все больше фальсифицировалась, планирование тоже превращалось в фикцию. Если уж городские карты казались опасными, то политические взгляды и даже суждения о литературе представляли смертельную угрозу.

Математик Норберт Винер, в отличие от Хайека с его знаменитым очерком, рассматривал использование информации в обществе под иным углом. Винер, происходивший из высокоинтеллектуальной еврейско-американской семьи, с пристрастием изучал капитализм: он считал его неэффективным и несправедливым. В 18 лет Винер защитил докторскую диссертацию по математике в Гарвардском университете, а во время Второй мировой войны изучал проблему управления зенитным огнем с помощью радара.

Ученые быстро поняли, что решение этой проблемы недоступно даже при помощи усовершенствованных баллистических расчетов. Потребовались автоматические устройства – первые примитивные электронные компьютеры. Винер понял, что такие вычислительные устройства будут пригодны не только для артиллерии, но и для медицины, психологии, экономики и для изучения структуры человеческого общества. Эту новую область исследований он назвал кибернетикой, наукой об общих закономерностях получения, хранения, передачи и преобразования информации в сложных управляющих системах, будь то машины, живые организмы или общество.

Винер оказался великим провидцем: он предугадал «вторую промышленную революцию», когда информация, передаваемая при помощи массово производимых компьютеров, стала, по крайней мере, не менее важной, чем промышленные товары. Предвидение Винера, тем более пророческое, что оно было озвучено в эпоху, у которой имелись лишь несколько компьютеров, занимавших целые залы и обслуживавшихся небольшими армиями инженеров, оказалось верным. Вопреки популярной легенде, основатель компании IBM Томас Уотсон вряд ли говорил: «Думаю, на мировом рынке будет примерно пять компьютеров», но это апокрифическое утверждение точно отражает взгляды людей в эпоху, предшествовавшую эре персональных компьютеров. Коротко говоря, Винер воображал мир, в котором «информация является скорее делом процесса, чем хранения. Наибольшую безопасность будет иметь та страна, чье информационное и научное положение соответствует удовлетворению потребностей, которые могут возникнуть у нее, – та страна, где полностью осознано, что информация имеет важное значение в качестве ступени в непрерывном процессе нашего наблюдения над внешним миром и активного воздействия на него. Иначе говоря, никакой объем научных исследований, тщательно занесенный в книги и журналы, а затем переданный в библиотеки со штампом «секретно», не сможет защитить нас на какой-то отрезок времени в мире, где эффективный уровень информации постоянно повышается. Для разума нет «линии Мажино» ^[77]».

Если сформулировать проще, то в мире, где технологический прогресс и военная безопасность зависят от постоянного научного прогресса, секретность не только не обеспечивает национальную безопасность, но и разрушает ее, поскольку мешает взаимному интеллектуальному развитию, характеризующему открытые общества. Винер считал абсурдными меры предосторожности, которые американский военно-промышленный комплекс принимал в отношении Советского Союза.

В СССР также понимали экономические и политические последствия работ Винера, необычайно популярных и влиятельных на Западе. Как и ожидалось, советская пропагандистская машина яростно выступала против философского и экономического аспектов кибернетики и окрестила ее лженаукой. Сталинские приспешники наперебой ее высмеивали:

Процесс производства, осуществляемый без рабочих, одними только машинами, управляемыми гигантским мозгом вычислительной машины! Ни забастовок, ни стачек, ни тем более революционных восстаний! Машины вместо мозга, машины без людей! Какая заманчивая перспектива для капитализма!

Хотя в СССР пренебрегали новой наукой Винера (не помогало и то, что изобретателем этой науки был еврей), его представление о постиндустриальном мире, заполненном дешевыми и легкодоступными информационными машинами, должно быть, поражало, поскольку советские власти не могли не обратить внимание на способность новых устройств копировать информацию. (Хотя публично в СССР работы Винера осуждались, партийные руководители все же учитывали общие тенденции развития и потому не мешали военному ведомству использовать кибернетику в технологических процессах производства ракет ^[78].)

Россия, отдаленная географически от центра европейского просвещения, на протяжении веков старалась не отставать от Запада в интеллектуальном, культурном, технологическом и экономическом отношении. Время от времени ее дальновидные лидеры, такие как Петр Первый и Екатерина Великая, осуществляли в стране радикальные реформы. На заре своего правления Петр путешествовал по Западной Европе инкогнито, посещал Сорбонну и учился, среди прочего, строительству кораблей в голландской Ост-Индской компании. Екатерина, высокообразованная дочь германского князя, пыталась обустроить русскую культуру и правление на французский манер.

Увы, все российские правители – от Петра и Екатерины до Горбачева – сталкивались с одной и той же проблемой, которую историк Джеймс Биллингтон назвал «дилеммой деспота-реформатора»:

Как сохранять самодержавие и иерархическую социальную систему, в то же время проводя реформы и насаждая образование? Каким образом самодержавному монарху внушать обществу надежды на лучшую жизнь и не допускать при этом революционного подъема несбыточных ожиданий?

После 1950 года «революция несбыточных ожиданий» медленно разъедала коммунистические режимы, все еще сохранявшие абсолютную власть и монополию на информацию. Значимые механизмы протеста действовали в широком диапазоне – от написанных от руки бунтарских романов до миниатюрного коротковолнового приемника, позволившего плененному Михаилу Горбачеву быть в курсе слабостей заговорщиков. Во второй половине двадцатого века на специфическое развитие советской радиопромышленности наложилось откровенное копирование западных технологий, что позволило отнять единоличное право на информацию у правительств Советского Союза и стран-сателлитов СССР в Восточной Европе.