Проклятый род. Часть 2. За веру и отечество - читать онлайн книгу. Автор: Виталий Шипаков cтр.№ 138

Когда Семен поближе к вечеру принес парящий казанок, он с жадностью набросился на хлебово. Съев две ложки несоленой похлебки, в которой плавали кусочки конины да редкие зернышки пшеницы, есаул почуял приступ дурноты и вопрошающе взглянул на своего целителя. Увидав в его запавших от недоедания глазах голодный блеск, Ванька сразу же понял, что к чему.

– Неужели все так плохо?

– Да чего ж хорошего, считай, уж скоро месяц, как в осаде сидим. Хлеба с солью совсем нету, одной кониной и питаемся, – тяжело вздохнув, посетовал Семен. – Оно, конечно, и хужей бывало. Мне так сапоги с ремнями доводилось грызть, но только непривычны наши казачки к подобной снеди, все почти что животами маются, у многих зубы стали выпадать, а князь намедни вовсе помер.

Весть о смерти Болховского огорчила Ваньку. Царев наместник был не так уж плох, по крайней мере, зла не сделал никому.

– Прими с миром его душу грешную, господь, – перекрестился Княжич и спросил: – А что казаки говорят?

– Вчера на круг Ермак нас созывал. Хотели было на вылазку пойти да отогнать ордынцев от Искера, но решили обождать, покуда ты поправишься. Все, как один, на твою удачу надеются, атаман.

– Какой я атаман, – махнул рукою Княжич.

– Самый настоящий, наравне с Мещеряком, вчера и выбрали всем войском, заместо Кольцо, а есаул у нас теперь Максим Захарович.

О том, что сам он за отвагу и смекалку, проявленные при отражении штурма, возведен в хорунжии, Семка скромно умолчал.

– Ну что ж, коль атаманом выбрали, надобно вставать, как говорится, положение обязывает, – улыбнулся Княжич. – Подай-ка мне кунтуш, пойдем, на супостатов глянем, авось что-нибудь толковое на ум придет.

Опираясь на плечо Соленого, он в первый раз за три недели, что минули со дня гибели Кольцо, переступил порог своей обители, в которой под иконой Богородицы попрежнему горела неугасимая лампада.

На дворе уже стемнело и, как обычно, к ночи крепко приморозило.

«Благодать-то какая. Казалось бы, живи да радуйся, а нам снова со дня на день в пекло голову засунуть предстоит. Хотя, наверно, лишь ходя по краю и можно научиться жизнь по-настоящему любить», – подумал Ванька, вдохнув, пьянящего не хуже, чем вино, морозного ветерка.

У ворот казаки встретили Бешененка, который совершал обход выставленных на ночь караулов.

– Ну что, поднялся? Надоело, видно, на печи бока отлеживать, – сварливо пробурчал Максим, но, не совладав с обуявшей его радостью, бросился к Ивану.

– Да тише ты, чертяка бешеный, еще задушишь невзначай, – взмолился Княжич и, еле выбравшись из есауловых объятий, попросил: – Расскажи-ка лучше, как у нас дела, чем татары дышат?

– А что тут говорить, пойдем на башню, сам все увидишь, – предложил Максимка.

Взойдя наверх, Иван взглянул по сторонам. Сибирцы разожгли уже костры, и Искер был как бы в огненном кольце.

– Да, основательно обосновались нехристи, даже юрты свои приволокли, – задумчиво промолвил он.

– Не говори, обложили так, что и ночью не пройти, – кивнул Соленый. – Мы на днях вон с есаулом попытались пробраться к лесу, чтоб еловых веток для отвара наломать, от зубов он очень помогает, так еле ноги унесли.

– Надо среди бела дня по ним ударить, их до трети днем-то разбредается. Кто грабить остяков уходит, кто за рыбой на Иртыш идет – тоже ведь живые люди, тоже жрать хотят, – предложил Максим.

– Нет, месяц – наше солнышко казачье, а ночка темная – сродная сестра, – возразил Иван и указал перстом на войлочный шатер, что был, раскинут вдалеке, у самой кромки леса, но в аккурат напротив крепостных ворот. – А там что?

– Там, похоже, сам царевич с мурзой расположились, – предположил Семен.

– Вот с них-то и начнем, с этих сволочей особый будет спрос, – с угрозою промолвил Княжич.

– А я что говорил, – шепнул Максимка Семке. – Ванька из любой, даже самой распаскудной западни отыщет выход.

– Чего там шепчитесь? – строго вопросил новоявленный атаман.

– Да это я тебя расхваливаю.

– Смотри, не сглазь, – печально усмехнулся Княжич и, еще раз взглянув на вражье логово, добавил: – С Ермаком бы надо повидаться. Проводи меня, Семен, к нему, а то нога подкашивается, только с лестницы свалиться недоставало.

49

Простившись с Семкой на крыльце обители покорителя Сибири, Княжич принялся стучаться в дверь. Ответили не сразу, Иван уже собрался было уходить, когда лязгнул засов и на пороге появился явно чем-то взволнованный Ермак.

– А я гадаю, кто там, на ночь глядя, заявился. Уже подумал, не случилось ли чего, – сказал казачий вождь, при этом в голосе его звучали радость и смущение одновременно. – Ты как, совсем поправился? – спросил он, обнимая, Ваньку.

– Выходит, так, коль на ноги поднялся, – ответил тот. – Ну проходи, садись, в ногах-то правды нету. Надо нам с тобою кой-чего обмозговать.

Едва переступив порог, Княжич сразу уяснил причину беспокойства атамана. Убранство горницы почти не изменилось, но постель, задвинутая в дальний угол, теперь была укрыта занавеской, на которой красовался Надькин розовый платок.

«Зря, похоже, беспокоился я за подругу юности – эта нигде не пропадет, что в Персии, что здесь, в Сибири, нужную постель легко отыщет», – равнодушно подумал Ванька, к удивлению своему не ощутив ни малейшего укола ревности, а вслух сказал:

– Да я вообще-то мимоходом забрел, сообщить, что пребываю в добром здравии. Может, лучше завтра соберем старшин на воинский совет да все вместе и решим, с какого боку татарву прижать?

– Ну, как знаешь, – помрачнел Ермак, по-своему истолковав нежелание Ваньки с ним беседовать. Однако когда Княжич уже вышел на крыльцо, он догнал его.

– Иван, постой, хочу с тобой поговорить с глазу на глаз.

– Ежели о Надьке, так не стоит, что между нами было, давным-давно быльем поросло, к тому же я другую женщину люблю.

– Уж не ту ли раскрасавицу полячку, которую ты с ейным мужем стариком на Москву сопровождал?

– Ее самую.

– А Кольцо мне сказывал, что умерла она.

– Верней сказать, убили, только это ничего не значит, по крайней мере, для меня, – глядя на усыпанное звездами ночное небо, еле слышно прошептал Иван.

– Да как же так, разве можно умерших любить? – удивился атаман.

– А чему ты удивляешься? – печально улыбнулся Княжич. – Мы ж, православные, лишь ушедших в мир иной по-настоящему ценить умеем, а с живыми вечно спорим, вздорим, как, к примеру, ты сейчас со мной.

Желая сгладить возникшую между ними размолвку, Ермак заговорил о воинских делах.

– Мы давеча Соленого хорунжим выбрали вместо Разгуляя. Ты как, не против?

– А что тут возражать, Семка как никто иной с Митяем схож.