Неистощимая - читать онлайн книгу. Автор: Игорь Тарасевич cтр.№ 67

Да, а что касается Kатиной записки, так на всякие ухищрения Красин пускался, чтобы записка не истерлась на сгибах и тушь – а записка написана была черною монастырской тушью, – чтобы тушь не выцвела со временем, но все равно текст, конечно, к концу красинской жизни оказался почти не различимым, а сама бумага истончилась и выцвела даже в самой глубине портмоне – за пятьдесят-то лет! Его и похоронили, Красина-то, с этой запискою на груди, на сердце – по завещанию исполнили ученики… Но это когдааа еще будет…

Вернемся, дорогие мои, в дворницкую.

«Mon chèr, – несомненно, Kатиным почерком, а Красин знал ее почерк, – было написано на оторванном от цельного листа кусочке бумаги, – Mon chèr, je suis vivant. Je t’aime» ^[106].

Тогда, в дворницкой, Красин, прочитавши, непроизвольно дернулся, и Морозов тут же крикнул:

– Сидеть! Ну! Не балуй!

Красин еще мгновение помолчал, потом тихо спросил, чрез себя, преодолевая, утишивая себя, спросил точно так же, как не так давно спрашивал Kатиного кучера на стройдворе:

– Где… Катерина Борисовна?

И непроизвольно Красин оглянулся, словно бы надеясь, что, как тогда, на стройдворе, Катя вдруг окажется рядом, оглянулся, значит, чуда очередного ожидая – нет. Нет. Не стоило и оглядываться – за спиной Красина, разумеется, оказался только угол дворницкой – две сходящихся выбеленных, а понизу крашенных суриком пустых стены. И стены не рухнули по желанию изнывающего от неистощимой любви Красина.

Оба толстяка вновь, в который раз, засмеялись.

– Хо-хо-хо… Хо-хо-хо… Хо-хо-хо…

И, наконец, Морозов, – а второй с ним un citoyen ordinaire ^[107], что в смазных сапогах, теперь и его Красин узнал – то был сидевший тогда в пролетке человек в широкополой шляпе – второй теперь ничего вообще не произносил, только похохатывал; наконец, Морозов сказал:

– У нас, у нас… У меня… В надежном месте… Из монастыря-то я вывез ее… Хе-хе-хе-с… Хотите княжну свою беспременно живой и невредимой получить, Иван Сергеич?

И прежде, чем красинские губы сами собою прошептали «хочу», прежде чем сам Иван Красин, сильный, умный и уважающий себя тридцатишестилетный русский мужик, хрипло сказал «хочу», прежде холодная волна поднялась к его сердцу от ног и ударила в голову – при словах «живой и невредимой», которые, слова, словно бы ледяное копье, вонзились Красину в затылок.

И сдался наш герой, Иван Сергеевич Красин. Без боя сдался в единый миг. А кто однажды сдается, тот пропадает, дорогие мои, раз и навсегда. Так жизнь устроена.

– Ты сказал, что вшей в России нет? Сказал или не сказал? Что достигнута полная чистота? Благодаря неустанной работе мормышей… Ты сказал?

– Ну, сказал… – уныло отвечал Цветков.

– Как ты!.. Да ты!.. Ты меня предал! Ты это понимаешь или нет? – в десятый, наверное, раз, восклицала Настя.

Цветков лишь молча махал рукой.

Этот разговор можно не изображать, дорогие мои, потому что мы с вами прекрасно понимаем – ко вполне искреннему Hастиному возмущению примешивалось и не менее искреннее чувство вины. Женщина в подобных случаях немедленно начинает наступление на того, кому изменила. Конечно, Настины обвинения здесь, в норе, на полигоне ТБО, следует признать несколько запоздавшими, но женщины всегда желают оправдаться прежде всего перед самими собой, поэтому срока давности при изменах не существует, дорогие мои. Нет, не существует. Первой начала предавать Настя, как мы вам уже рассказывали. А предательство ничего хорошего вызвать не может. Или ответное оно вызовет предательство, или даже что похуже. Тем более, что наш Цветков уже выдвинул аргументы в свое оправдание, в оправдание поведению своему на телевидении – ему надо было довести до ума препарат. Это правда.

Ну, вот, такие, значит, разговоры очень недолго шли. Потому что далее жизнь Константина Цветкова расцвела. Началась у него вторая жизнь. Во-первых, как мы уже вам рассказывали, дадена ему была Ксюха. Кстати вам тут сказать, в сексе Ксюха оказалась столь горяча, столь непосредственна во всех проявлениях своих в постели, что Костя забыл о Насте, увы, просто немедленно. Просто сразу он про Настю свою забыл, можете себе представить? А какие у Ксюхи оказались сиськи! Какие твердые и большие, словно волейбольные мячи, с мгновенно твердеющими, только их коснись, огромными сосками! А какая у нее оказалась… Но это так, кстати, это в сторону. Тут мы умолкаем.

Да-с, во-первых, дана была Цветкову Ксюха. А у Ксюхи не только сиськи, но и… Не дерзая уподобляться библейскому царю Давиду, не все Kсюхины достоинства мы будем перечислять подробно. А во-вторых, предложено было ему в чрезвычайно узком кругу достать препарат – и именно тот, который Цветков действительно достал в бывшем своем институте – смертельную свою заначку.

Чтобы закончить рассказ о добывании препарата, мы можем предположить, что Цветков, убив собаку, оправился бы от случившегося не скоро. Так оно и произошло бы, если б почти сразу после убийства овчарки запах поленого не настиг Цветкова. Гарью тянуло от холодильника, и, открывши полные слез глаза, Костя даже в темноте различил поднимающийся над холодильником черный дымок – чернее самой ночи. И мгновенно пришел в себя наш герой. Цветков стал словно не Цветков, а, скажем, холодный Штирлиц или выступающий на нашей стороне Джеймс Бонд – мгновенно все прозревающий и мгновенно же принимающий единственно правильные решения.

Костя метнулся к одному из лабораторных шкафов, вытащил кювету, убедился, что она, как и много дней назад, полна, метнулся к другому шкафу, вытащил из него маленький контейнер с неким порошкообразным наполнителем, метнулся к третьему шкафу и еще одну, другую, кювету вытащил из него. Мы бы рассказали вам, дорогие мои, что наполняло обе кюветы и что за порошечек сохранялся в контейнере, но тогда у нас получится не роман, а инструкция для террористов. Так что уж увольте. Ни-ко-гда. А Костя-то Цветков очень хорошо знал химию. Да-с! И биологию! И медицину! Вот он какой был, наш Костя!

Затем Костя присел к собственному своему рабочему столу, но ностальгировать не начал, а только быстро выдвинул нижний правый ящик и достал из него перчатки. Натянув их, Костя мгновенно влил и всыпал все три ингридиента в одну большую колбу, колбой этой слегка поболтал в воздухе и поставил ее в огромный, в свое время с большими трудами выбитый из начальства немецкий колбонагреватель – это, чтоб вы поняли, такой прибор вроде скороварки, только без крышки. Включивши колбонагреватель, Костя вновь подхватил сумку с препаратом и масками, поправил на себе собственную маску и, стараясь не смотреть на труп собаки на полу, выскочил из лаборатории. Он встал там же, где пережидал патруль – в холле за открытой дверью, так его не было видно ни от лифта, ни с лестницы.

Буквально через минуту послышалось сначала дикое шипение, словно бы тысячи разъяренных кобр ворвались в институт, и тут же раздался взрыв. Зашумело пламя.