Реликвии тамплиеров - читать онлайн книгу. Автор: Пип Воэн-Хьюз cтр.№ 83

— Я ведь никогда не рассказывала, как мне жилось в норвежской земле, да?

— Ты не закончила свою историю или, вернее, нас прервали, — ответил я. Казалось, это было сто лет назад.

— Я тебе рассказала, что меня заперли, так? — Я кивнул. — Взаперти меня продержали целых два года. Два бесконечных года в простой белой келье, а в окне не было стекла.

— И ты… Это же, наверное, показалось тебе вечностью! — воскликнул я, беря ее за руку.

— А я была совсем еще ребенком, во всяком случае, вначале.

— И как ты… как тебе удалось справиться? — осторожно спросил я.

— Там был один добрый священник, отец Яго, — ответила она. — Очень славный человек для франка, даже по моим меркам. Он вовсе не пытался вбить мне в башку свои взгляды и доктрины. Вместо этого покупал цветы, чтобы поставить на подоконнике, и нашел мои вещи — они валялись где-то в подвалах, — так что я смогла повесить на стены свои гобелены. И еще он покупал мне книги. Он был поражен, просто сражен тем, что женщина умеет читать, и мы проводили вместе целые часы. Он дал мне надежду.

— Значит, ты была не так уж одинока?

— Я никогда не чувствовала одиночества. Яго читал вместе со мной — Вергилия, Аристотеля, даже Блаженного Августина, — и я чувствовала себя словно дома. На окно прилетали пчелы, чтобы снять нектар с моих цветов, и я жалела их, потому что они никогда не пробовали розмарин или лаванду из наших дворцовых садов. Память порой играет с тобой жестокие игры.

— Ужасные игры, — подтвердил я.

— Петрок, могу я тебе кое-что рассказать?

Я рассеянно кивнул, глядя вверх на мирно поблескивающий Млечный Путь.

— Ты помнишь, когда мы в первый раз… там, в Бордо?

Я снова кивнул и поцеловал ее ладонь.

— Это был не первый раз. Для меня, — сказала она, и я выронил ее руку.

— Неужели? — спросил я удивленно.

— Нет. Тебя это шокирует?

Я помолчал, обдумывая ответ. Потом снова взял ее руку.

— У меня нет никаких прав, и ничто не может меня шокировать, — наконец произнес я. — Самый большой шок я испытал, когда понял, что ты меня хочешь. Не мне тебя судить, Анна, да и никогда я тебя не судил.

— Это неправда! — Она протестующе подняла руку. — В тот день, после Бордо, ты вел себя так, словно я Иродиада и Саломея ^[65] в одном лице.

— Нет, ничего подобного! — Я яростно замотал головой. — Все дело в крови! Меня выворачивало наизнанку от того, что я наделал. А у тебя была кровь на руках — все руки в крови. А я уже не мог ее видеть. Вот и все, Анна, клянусь тебе!

— А я подумала, что вызываю у тебя отвращение своим видом и своими поступками. Нет, послушай! В Тронхейме мне было так одиноко, что я взяла одного из своих стражников себе в любовники. Он был совсем мальчик — огромный, светловолосый, из крестьян, — а я была еще девушкой. У нас это случилось всего два раза, но он стал похваляться своим приятелям, у них вышла драка, и он потерял руку. Весь замок узнал об этом. И меня засадили в келью, Пэтч. Они бы и пыткам меня подвергли, если бы не моя императорская кровь. — Она буквально выплюнула последние слова с глубочайшим отвращением. — Потом решили, что меня надо сжечь на костре. Они бы так и сделали, но отец Яго, мой священник, меня спас. Вот так я и оказалась в Гренландии.

— А что этот стражник?

— Ох, думаю, его убили. — В ее голосе звучала насмешка, но за ней скрывалась боль.

— Анна, ты не Иродиада и не Саломея. Это же не ты убила того парня. Да, найдется немало людей, которые обвинят тебя. Твой муж, например, и все эти благочестивые убийцы, присуждающие людей к петле или костру, словно это причастие Христово… Это они будут прокляты, Анна. И сужу я их, а вовсе не тебя.

— Господи, Петрок, ну что за вздор! — вскричала она. Я прижал ей палец к губам и заставил замолчать.

— Послушай, что я тебе скажу. В то утро, после схватки, я был не в себе, меня трясло от одной мысли о том парне, а вовсе не от того, что произошло между нами… У меня в моей жалкой жизни не было ничего более прекрасного. Что у тебя случилось в Тронхейме — это только твое дело, и ничье больше. Господи помилуй, Анна, сколько ты пробыла в Гардаре? Два года? Ну вот, значит, ты принесла покаяние, исполнила епитимью, как это положено по церковным законам. Так что не проси отпущения грехов у меня. В моем понимании ты безупречна. И чиста, как белейшая из лилий, любовь моя!

— Ты действительно так считаешь? — тихо спросила она.

— Уверен всем сердцем!

— Тогда ты глупец, — заключила она. Слова были грубые, но вот ее губы, прижавшиеся к моим, отнюдь нет.

Тот святой, что присматривает за любовниками и глупцами — а более всего за глупыми любовниками, — в ту ночь охранял нас, поскольку никто из нас так ничего и не заметил, а если даже и видел, то решил, что это не его дело. Потом мы уже не были столь неосмотрительны, однако та ночь разрушила последние остатки непонимания, так долго нас разделявшего. И если мы все же не осмеливались на что-то значительное, то по крайней мере проводили вместе все свободное время, хоть ночью, хоть днем. И если моя жуткая ярость не сгорела, то она закалилась, и хотя я успел близко познакомиться со смертью, но все же обнаружил в себе огромный запас нежности и научился делиться ею с другими.

Так мы миновали огромный Неаполитанский залив, прошли мимо гигантского дымящегося пика Везувия, про который я читал у Плиния ^[66], затем спустились еще южнее, мимо пышущего пламенем Стромболи и дымящейся Этны ^[67] — эти вулканы я запомнил лучше, чем все остальное, потому что они были мне чужды и наполняли душу восторженным ужасом. Стромболи мы миновали ночью, и губы Анны на секунду встретились с моими, когда мы стояли, опершись на леер, и смотрели на пламя, вырывавшееся из вершины этой горы и бросавшее розовые и оранжевые отблески на черное облако, нависшее над нашими головами.

Потом, когда мы прошли Мессинский пролив и, миновав мыс Спартивенто, оставили Италию за кормой, войдя в воды Ионического моря, — мне нравилось слышать все эти названия, и я все время приставал к Низаму, чтобы узнать новые, — я ощутил в Анне некую перемену. Она теперь была напряжена, как гончак, которого вот-вот спустят с поводка, и очень молчалива, хотя, кажется, стремилась почаще быть рядом со мной. Но большую часть дней проводила на своем любимом месте на носу, устроившись между леером ограждения и бушпритом и наблюдая за дельфинами и летающими рыбами, сопровождающими нас, или уставившись в синее пространство, за которым скрывалась Греция. Она появилась там и ранним утром в тот день, когда мы подошли к острову, как только на горизонте узкой серебристой полоской показалась земля. Волосы ее слиплись и стояли дыбом от соленых брызг, глаза, немного воспаленные, смотрели куда-то вдаль.