Горький без грима. Тайна смерти - читать онлайн книгу. Автор: Вадим Баранов cтр.№ 29

Хорошо, что Ленин тогда был в подполье. А то он вряд ли согласился бы с такой постановкой вопроса. Как это он писал весной того же семнадцатого? «Горький — громадный художественный талант, который принес и принесет много пользы всемирному пролетарскому движению».

Возможно, возможно… Но было написано еще и вот что.

Ленин: «Пишущему эти строки случалось, при свиданиях на острове Капри с Горьким, предупреждать его и упрекать за его политические ошибки. Горький парировал эти упреки своей неподражаемо милой улыбкой и прямодушным заявлением: „Я знаю, что я плохой марксист. И потом, все мы, художники, немного невменяемые люди“. Нелегко спорить против этого». (Цюрих, 12 (25) марта 1917 года.)

Нелегко спорить… Но если ясно, что человек совершает ошибку, зачем же спорить с ним? Лучший способ исправления ошибки — суровая критика. Суровая критика, решительно преодолевающая эти прекраснодушные разговоры о «невменяемости». Либо с революцией, либо — против нее. Третьего не дано.

Ленин писал издалека. Он, Сталин, и тогда видел всю картину вблизи. А теперь-то — тем более.

Все больше возможностей возникало у Сталина для гигантского плана преобразования жизни страны, все меньше оставалось оппонентов. К индустриализации государство, собственно, уже приступило. Новые огромные капиталовложения для этого может дать только мужик. Точнее, их, эти средства, нужно будет взять у него. А для этого деревню надо преобразовать в корне, коллективизировать ее. Это будет великий перелом, равный по своим последствиям Октябрю 1917 года. И если ту революцию возглавил Ленин, то эту осуществит он, Сталин.

Сейчас, как никогда раньше, нужна была помощь. Помощь от влиятельных людей, не входящих в партию, но своим авторитетом осеняющих его, Сталина, начинания. Среди таких людей Горький был, безусловно, фигурой номер один.

Как мог он отнестись к великому плану преобразования деревни, встречающему такое сопротивление со стороны Бухарина?

Вот уже в который раз Сталин листает нашумевшую в свое время брошюру Горького «О русском крестьянстве», которую выпустил Иван Ладыжников в Берлине в 1922 году. Да, мягко говоря, не очень симпатичен Горькому русский мужик, если писатель так старательно подчеркивает в жизни деревни дикость, жестокость, отсутствие созидательного начала. Такую деревню Горький защищать не будет.

Сложнее с интеллигенцией. В годы Гражданской войны Горький все время опекал ее и договаривался бог знает до чего. Но если он столкнется с неправильными действиями самой интеллигенции, скажем, с фактами вредительства, он сможет изменить отношение к ней. И почему бы не помочь Горькому выработать верную точку зрения?..

Пожалуй, пришла пора возвращать Горького. И не надо здесь отдавать инициативу тем, кто уже носится с этой идеей, щеголяя личными контактами с писателем. Пусть люди скажут потом: «Когда уехал Горький? Горький уехал при Ленине. Уехал, потому что не мог оставаться. Когда вернулся Горький? Горький вернулся при Сталине. Вернулся, потому что не мог не вернуться!»

Горьковский юбилей 1928 года приближался как нельзя более кстати!

Однако всякое дело требует организации. Так сказать, кадрового обеспечения. Но кому персонально можно поручить это дело огромной важности?

Он мысленно перебирал гигантскую картотеку своей памяти. Да, и в свои 48 лет пожаловаться на память он не мог. Хранила она тысячи и тысячи биографий. Словно по мановению волшебной палочки извлекала такие подробности, которые даже его самого удивляли порой, лишний раз убеждая, впрочем, в том, что среди людей он — явление особого рода…

Так кто же? Кто?

Прежде всего надо определить, какими свойствами должен обладать этот человек.

Лучше, если он будет знакомым Горького. Тогда все сведения, исходящие от него, Алексей Максимович станет воспринимать с большим доверием. Неплохо, если он из тех, кто общался с Лениным… Партийный или советский работник мало подходит — слишком официальный оборот все может принять. Лучше, если это будет кто-то из работающих среди интеллигенции. Но разумеется, не этот эстет и либерал Луначарский, которому вообще пора покидать авансцену. Ну, скажем, издатель… Ведь Горький любит издавать книжки, журналы, газеты. Ну и конечно, это должен быть человек, которому может доверять Он сам.

Такого, кто обладал бы всеми этими данными, так и не вспомнилось. Но ведь подтянуть до нужной должности подходящего человека всегда можно.

Позвонил секретарю.

— Подготовьте-ка мне личное дело Халатова!

Итак, Халатов Артемий Багратович. Год рождения 1896-й. Год вступления в партию — 1917-й. После революции — член коллегии Народного комиссариата по продовольствию. Потом — начальник продовольственного снабжения Красной Армии. Это не то… А вот и то, что нужно. Осенью 1921 года Ленин создает Цекубу и делает ее председателем Халатова! Вот здесь-то, очевидно, он и познакомился с Горьким…

Позднее, в 1929 году, Горький писал одному из корреспондентов: «В ту пору — 19–21 год — я работал в Комиссии улучшения быта ученых, комиссия уже возникла по инициативе В. И. Ленина и Л. Б. Красина; в дальнейшем Ильич и А. Б. Халатов развили ее в Цекубу…»

Халатов — это именно то, что надо.

В июле 1927 года решением Совнаркома Халатов был назначен председателем правления Государственного издательства (Госиздата).

Как отнесся Халатов к своему назначению? В большом письме Горькому от 19 августа 1927 года Халатов писал: «Теперь вот — уже второй месяц, как Совнарком назначил меня руководителем Государственного издательства… — для укрепления ГИЗа».

По-видимому, укрепляют учреждение людьми, превосходящими по своей компетентности предшественников и сотрудников. Одним из предшественников Халатова был, например, Вацлав Вацлавович Воровский — не только профессиональный революционер, но и профессиональный критик. Однако он погиб от пули белогвардейца Конради в Лозанне в 1923-м. Впрочем, еще неизвестно, как вел бы он себя в запланированной Сталиным ситуации. А люди были нужны надежные и, прежде всего, исполнительные. Что же касается компетентности, то хорош старый афоризм: не боги горшки обжигают.

В том же письме, словно бы подтверждая истину, все более приходившуюся к сталинскому «двору» и предшествовавшую великой кадровой революции, Халатов продолжал: «Дело для меня совершенно новое, незнакомое, имею беспрерывный 10-летний опыт по организационно-хозяйственной руководящей линии, но не к издательски-книжной, придется перенести свой опыт на эту работу…» ^[20] А «дело это труднейшее, сложное, многообразное, не налаженное…» ^[21].

В конце письма Халатов взывает к Горькому о помощи. Пока еще мало что смысля в издательском деле, он тем не менее прекрасно понимал одно: Горький — не только великий писатель, но и великий издатель.