Ежов. Биография | Алексей Павлюков | страница 60 | pres.ru

Такие результаты получали высокую оценку руководства, добившиеся их сотрудники ставились в пример другим, и постепенно новые методы работы получали все более широкое распространение. Правда, поначалу их применяли осторожно, с оглядкой, и как только по кабинетам, где проводился допрос, проходил слух о приезде в следственную тюрьму Ежова, подвергшихся избиению арестантов быстро сдавали дежурному для возвращения обратно в камеру. Постепенно, однако, стало ясно, что никаких проблем приезды Ежова не создают и что на заявления арестованных о применении к ним незаконных методов воздействия он не только не реагирует, но, напротив, даже поощряет подобные способы получения признательных показаний.

Помощник начальника ивановского областного управления НКВД М. П. Шрейдер, оказавшийся в конце 1936 года по делам службы в Москве, вспоминал впоследствии о своем разговоре с бывшим сослуживцем В. Н. Ильиным, работавшим тогда в Секретно-политическом отделе ГУГБ НКВД:

«На мой вопрос, что из себя представляет новый нарком, Виктор начал расхваливать его демократичность и простоту, рассказывая, что он ходит по кабинетам всех следователей, лично знакомясь с тем, как идет работа.

— И у тебя был? — спросил я.

— Конечно, был. Зашел, а у меня сидит подследственный. Спросил, признается ли, а когда я сказал, что нет, Николай Иванович как развернется и бац его по физиономии… И разъяснил: «Вот как их надо допрашивать!» — последние слова он произнес с восторженным энтузиазмом» .

«Обескураженный, с тяжелым чувством расстался я с ним, — пишет М. П. Шрейдер. — Ведь в течение стольких лет при Феликсе Эдмундовиче [Дзержинском] от всех чекистов строго требовали даже голоса на арестованного не повышать, не то чтобы ударить, а теперь «сталинский нарком» сам учит, как бить арестованных. Помимо того, что это в принципе аморально, я не мог не протестовать мысленно и по чисто профессиональным причинам. Ведь если сведения «выбиты», как узнать, не самооговор ли это? Как узнать главное: враг перед тобой или ослабевший от побоев и издевательств невинный человек?»

Конечно, времена Ф. Э. Дзержинского остались далеко позади, но даже и сравнительно недавно, в 1931 г., в своем известном письме «Ко всем чекистам» тогдашний зампред ОГПУ, а фактически (в связи с болезнью В. Р. Менжинского) его руководитель Ягода, обращаясь к коллегам, заявлял, ссылаясь на жалобы подследственных:

«Партия и рабочий класс никогда нам не простят, если мы хоть в малейшей мере станем прибегать к приемам наших врагов. Издевательства над заключенными, избиения и применение других физических способов воздействия являются неотъемлемыми атрибутами всей белогвардейщины. ОГПУ всегда с омерзением отбрасывало эти приемы, как органически чуждые органам пролетарской власти. Чекист, допустивший хотя бы малейшее издевательство над арестованным, допустивший даже намек на вымогательство показаний, — это не чекист, а враг нашего дела» .

В конце 1936 года подобная щепетильность воспринималась уже как явный анахронизм, но все же открытое поощрение методов физического воздействия, тем более со стороны высшего руководства, выглядело весьма необычно.

Впоследствии чекисты начали получать от нового наркома уже и конкретные указания, предписывающие подвергнуть допросу «с пристрастием» того или иного подследственного. Центральному аппарату была выделена для этих целей Лефортовская тюрьма, а московскому управлению — Бутырская. Оказавшимся там заключенным соответствующая процедура как бы уже гарантировалась, и иногда следователю достаточно было просто пригрозить переводом в одну из этих тюрем, чтобы добиться необходимых показаний.

И все же в первые полгода пребывания Ежова в должности наркома внутренних дел методы физического воздействия применялись не так уж часто, в основном, когда требовалось получить быстрый результат и выход на важные для следствия фигуры. В центральном аппарате НКВД «активные методы» начали широко использоваться, судя по всему, с апреля 1937 года на основе устного распоряжения Ежова. Впоследствии избиения арестованных были узаконены и распространились повсеместно, причем и сам Ежов нередко прибегал к ним в ходе допросов, проводившихся с его участием.

Один из таких допросов — очную ставку между бывшими секретарями Куйбышевского и Воронежского обкомов партии А. А. Левиным и М. Е. Михайловым, которую Ежов и его заместитель Фриновский проводили в присутствии почти десятка руководящих работников НКВД, описал впоследствии Б. В. Родос:

«Обстановка проведения очной ставки была такова: за столом сидел Фриновский. У стола друг против друга в глубоких мягких креслах были усажены арестованные Левин и Михайлов. Ежов лежал на боку на диване, что меня тогда удивило. Остальные работники НКВД стояли, а возможно, что и сидели на стульях. Сам я стоял у входной двери.

Вопросы арестованным задавали Ежов и Фриновский. В ходе очной ставки Ежов встал с дивана, подошел быстро к Михайлову и несколько раз ударил его ладонью по лицу. Вслед за этим к Михайлову подскочил Фриновский и еще кто-то из присутствующих руководящих работников НКВД и стали избивать Михайлова руками. В кабинете началась сутолока, Михайлова, который встал с кресла, толкали из стороны в сторону, и в это время, опасаясь, чтобы меня самого в сутолоке не задели, я вышел в коридор» .

А вот свидетельство М. П. Фриновского о допросе Ежовым своего бывшего приятеля Л. Е. Марьясина, вместе с которым они в 1927–1928 гг. работали в Орграспредотделе ЦК:

«К следствию по его делу Ежов проявлял исключительный интерес. Руководил следствием по делу лично сам, неоднократно бывал на его допросах. Марьясин содержался все время в Лефортовской тюрьме. Избивался он зверски и постоянно. Если других арестованных избивали только до момента их признания, то Марьясина избивали даже после того как кончилось следствие, и никаких показаний у него не брали. Однажды, обходя кабинеты допросов вместе с Ежовым (причем Ежов был выпивши), мы зашли на допрос Марьясина, и Ежов долго говорил Марьясину, что тот еще не все сказал и, в частности, сделал Марьясину намек на террор вообще и теракт против него, Ежова, и тут же заявил, что «будем бить, бить и бить» .

Конечно, такое поведение Ежова могло быть обусловлено обстоятельствами, о которых Фриновский не знал, но, несомненно, определенные садистские наклонности Ежову были присущи, ведь он мог при желании перепоручить «грязную работу» кому-то другому, и то, что он не гнушался выполнять ее собственноручно, говорит само за себя.

Глава 18
Атака с ходу

После опубликования 10 сентября 1936 года постановления Прокуратуры СССР о прекращении следствия в отношении Бухарина и Рыкова нападки на правых в печати прекратились, и могло сложиться впечатление, что их решили оставить в покое. Первым сигналом, свидетельствующим о том, что не все так благополучно, как кажется, и что в недрах государственной машины идет скрытая от посторонних глаз напряженная подготовка к очередной атаке на врагов режима, стало высказывание ближайшего соратника Сталина председателя Совнаркома СССР В. М. Молотова на Чрезвычайном 8-м съезде Советов 29 ноября 1936 г. В своем выступлении, посвященном проекту новой Конституции, Молотов, упомянув о врагах партии и народа — троцкистах, неожиданно заявил: «Известно, что у них есть подпевалы и пособники также из правых отщепенцев. Что же, мы знаем, как поступать с отбросами революции» .

Ежов. Биография - читать онлайн книгу. Автор: Алексей Павлюков cтр.№ 60

Онлайн книга - Ежов. Биография | Автор книги - Алексей Павлюков