Хочешь жить, Викентий? - читать онлайн книгу. Автор: Нина Орлова-Маркграф cтр.№ 19

читать книги онлайн бесплатно
 
 

Онлайн книга - Хочешь жить, Викентий? | Автор книги - Нина Орлова-Маркграф

Cтраница 19
читать онлайн книги бесплатно

— Красиво! Наверное, художественной штопкой, — поддакнула Сашура, сама любившая пошутить.

— Это Александр художественной, а я так, крестиком, — заскромничал Олег Иванович.

— Крестик — это вышивка, а не плотная штопка! — возмутилась Сашура. — Вы мне там наделаете!

Я был так сосредоточен и так боялся оплошать, что даже не поучаствовал в их шутливой перепалке.

Наконец Олег Иванович кинул лезвие в лоток.

— На сегодня всё.

Я туда же кинул иглу и снял перчатки.

— Оля, повязку! — крикнул Олег Иванович.

Ольга Ивановна оторвалась от своих стерилизаторов. Сначала она укрыла всю голову Сашуры тонкой клеенкой с дырочками: через нее удобно наблюдать, как идет процесс заживления, и она же нужна для стока отделяемого, если таковое имеется. Сверху Ольга Ивановна аккуратненько, можно сказать даже красиво, наложила повязку. Мастерица!

— Всем спасибо. Александру даю два дня выходных. С Игорем Владимировичем сам договорюсь, — сказал Олег Иванович.

Я повез Сашуру в палату.

— А вы с Промокашкой скорешились.

Я помог Сашуре перейти с коляски на кровать.

— Тебя, Саня, никто не заменит… — вздохнула Сашура. — Но Нелли — ну такая девчонка удивительная! Она будет моей подругой на всю жизнь!

IV

Было одиннадцать утра, когда я наконец вышел из больницы на вольный воздух. Два выходных! Счастью мешал только осадок из-за того, что я так несправедливо обидел Промокашку.

Свернув на боковую тропку больничного сквера, я нырнул в заросли акации, пролез через дыру в заборе и пошел к автобусной остановке. Около остановки, как всегда, сидели на чем придется — в основном на перевернутых фанерных ящиках, — цветочницы-бабульки, обставившись трехлитровыми банками, бидонами, ведерками с тюльпанами и сиренью. Я вдруг вспомнил, как однажды — мне было тогда лет двенадцать — отец вручил маме букет в будний день ни с того ни с сего.

«Что это он с цветами пришел?» — удивился я.

Мама засмеялась и сказала:

«Вину заглаживает».

— Молодой человек, смотри, какие тюльпа-а-а-ны, смотри, какие буто-о-о-ны, свеженькие, огненные, алые! — запела бабуля, заметив, что я приостановился.

Она резво вскочила с перевернутого ведра и принялась выбирать из бидона самые отменные экземпляры цветов, складывая их вместе.

— Жар-птица — не букет! — протянула она мне цветы.

Хочешь жить, Викентий?

Я принял букет, расплатился и повернул назад, в больницу. Поднялся на третий этаж, отыскал Анюту, как раз набиравшую горячую воду в грелку. Я вырвал у нее грелку и шлепнул ею о подоконник так, что вода внутри заколыхалась, забулькала и всхлипнула.

— Ань, передай Нелли Промокашкиной эти цветы. Прямо сейчас! — приказал я. — Меня просили, но я не успеваю.

— Какие тюльпа-аны! — Аня восторженно смотрела на букет. — А от кого это? А что сказать ей?

— Это от одного больного. Выписавшегося. Скажи ей: «Меа кульпа». Она поймет.

— Меа кульпа! — мечтательно повторила Аня. — Это «я люблю тебя»? Дай угадаю, на каком языке! По-итальянски, наверное!

В руках Анюты букет и правда был похож на огненную жар-птицу. Она бережно прижала его к себе и понесла Промокашке.

«Плановая» смерть
Хочешь жить, Викентий?
I

— Борька, тут ползком придется! — кричу я и сваливаюсь на лед.

Стоит обыкновенный для наших мест декабрь: три дня шел упорный, старательный дождь, а потом эту месячную норму осадков прихватило морозцем.

Я и друг мой Борька Горбылевский живем на южной окраине Калышина. Вся наша улица — это длинный склон, а соседская — матерый овражина, за края которого храбро цепляются дома и избушки. Таких улиц в нашем городе немало. Выровнен в Калышине лишь центр, состоящий из двухэтажных, крепкого камня, купеческих зданий. А мы с Борькой — бурлацкие. Бурлаком называется наш поселок, улицы которого устремлены к асфальтированной дороге. За ночь они превратились в длинные ледяные горы — карабкайся, покоряй! Деревья обледенели: не только ветви, но даже и стволы в ледяной коре. С проводов свисают гирлянды сосулек.

Утро, начало девятого, почти темно, лишь на повороте с Пролетарской на Черноморскую — светлый кружок от фонаря.

Боря аккуратненько опускается рядом со мной на колени, и мы проползаем кусок улицы, круто поднимающейся вверх. Наверху встаем. Ура! Дальше — хоть и такой же обледенелый, но зато ровный участок. Табуреточно расставив ноги, пытаемся идти.

Сегодня у нас, учащихся Калышинского медицинского училища, первый день практики в терапевтическом отделении больницы, и мы жестко предупреждены: руководитель, Ираида Яковлевна, всех опоздавших гонит вон из больницы.

— Опоздаем! — взглянув на часы, кричит Борис. — Может, не пойдем дальше?

— Успеем, мы уже на равнине!

Я хватаюсь за рукав Борькиного пальто, а он — за обледенелую ветвь абрикоса, стоящего у самой дороги, тут же обломившуюся. Он валится на лед, и я валюсь рядом.

— Рукав хоть отпусти, — просит Горбыль. — Чего вцепился?

Мы встаем и потихоньку продвигаемся вперед.

Преодолев ледяную равнину, выбираемся на асфальт, густо посыпанный песком.

— Давай, Горбыль! — кричу я. — Чуть быстрее автобуса!

И мы рванули. И успели. Вбежали в ворота районной больницы, нырнули в подвал, где находилась раздевалка, облачились в халаты и понеслись по лестнице вверх, на второй этаж, на ходу надевая колпаки. Пробежав по коридору, остановились на минутку, перевели дух и степенно вошли в практикантскую. Это огромная, отведенная для нас комната, что-то вроде вместительного чулана для больничной рухляди. На больничной кушетке, на голых кроватных сетках, старых стульях, уже сидела вся практикантская группа — восемь наших девчонок-однокурсниц.

— Все курочки уже на насестах, — шепчет Борька. — Ку-ка-ре-ку!

И садится рядом с Людой Потёмкиной, оставляя мне половинку стула.

— Привет, петушатина! — шепчет Люда, и ее золотая фикса на центральном переднем зубе одаривает Борьку лишь ему предназначенным сиянием. — Дай за бородку подержаться!

Слева от стола, в старом, замученном кресле, сидит наша руководительница, едва в него помещаясь. В белоснежном халате и высоком колпаке, с крупным носом на запорошенном белой пудрой лице, она похожа на снеговика. Маленькие сучки глаз цепляют, царапают.

Вернуться к просмотру книги Перейти к Оглавлению