Григорий Распутин. Тайны «великого старца» - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Хрусталев cтр.№ 48

Великая княжна Ольга Николаевна отметила в дневнике:

«Казакевич. Среда. 20-го января.

Пешком с А[настасией] к Знамении, после в лаз[арет]. Делала все, что всегда, кроме этого, раздавала в 1 отделении за Риту [Хитрово] лекарства. У всех лучше. – Варт[анову] лучше, веселый, веч[ером[ 38,0. Сандро Лейхт[енбергский] и Казакевич завтракали, как всегда, в гостиной, а Мама у себя на кушетке. С Т[атьяной] и Шурой в тройке катались. Веч[ером] 3 м[ороза]. – Вид[ели] Гр[игория] Еф[имовича] [Распутина]. После Папа читал. Аня была. Спаси Господи». (ГА РФ. Ф. 673. Оп. 1. Д. 6. Л. 108.)

Цесаревич Алексей в этот день также записал в дневнике:

««Д[ежурил] ф[лигель-]адъютант Казакевич.

У[тром] 1 м[ороза], в[ечером] 1 м[ороза]. Встал рано. Утром учился и гулял. Завтракал с Папа, Мама, и мы 5, Сандро [Лейхтенбергский] и [Е.М.] Казакевич. Днем гулял у Б[елой] башни. Вечером учился. Был за чаем у Мама. Обедал в 6 ч. В 8 ч. был за обедом у Мама. Лег поздно. Видел Г. Фимича (имеется в виду Г.Е. Распутин. – В.Х.)». (ГА РФ. Ф. 682. Оп. 1. Д. 189. Л. 24.)

Бывший чиновник министерства юстиции, театральный деятель, драматург, режиссер и масон Н.Н. Евреинов (1879–1953) писал со ссылкой на С.П. Белецкого в своей брошюре о Распутине: «Правда ли, что Григорий Ефимович – святой человек?

С таким вопросом обратился однажды к Николаю II его собственный сын незадолго до убийства Распутина. <…> Вопрос был задан за “Высочайшим” столом, к которому приглашался обыкновенно и протоиерей о. А. Васильев, бывший настоятель Царскосельского Феодоровского собора, – священник, к которому был очень привязан Наследник как к своему воспитателю и учителю “Закона Божьего”.

Николай II вместо ответа Наследнику попросил тут же дать соответствующее ему разъяснение о. А. Васильева, чье отношение к Распутину после целого ряда газетных разоблачений личности знаменитого “старца”, скандальных слухов о нем, думских запросов о его влиянии на политику и пр. – считалось при Дворе крайне подозрительным. Рассказывая об этом случае С.П. Белецкому (б. директору департамента полиции), о. А. Васильев вспоминал, “как пытливо на него смотрела Императрица, не спуская с него своего взгляда во время его ответа”. <…>

О. А.Васильев не дал, в свою очередь, прямого ответа, а объяснил Алексею, “какие требования предъявляет Завет Спасителя и Священное Писание к каждому, кто искренно желает угодить Богу”.

Государь после этого встал из-за стола, и разговор на этом оборвался.

Почему же, спрашивается, царь “встал из-за стола” и тем демонстративно оборвал разговор?

По той простой причине, что Распутин был давно уже в глазах его святым…» (Евреинов Н.Н. Тайна Распутина. М., 1990: репр.: Лд.: Былое, 1924. С. 3–4; со ссылкой на: Белецкий С.П. Григорий Распутин. Петроград: Былое, 1923. С. 57; Хроника великой дружбы. Царственные Мученики и человек Божий Григорий Распутин-Новый. СПб., 2007. С. 307.)

Любопытна была реакция на смену председателя царского правительства со стороны иностранного дипломатического корпуса. В частности, французский посол Морис Палеолог зафиксировал в дневнике: «Отставлен по болезни председатель Совета министров Горемыкин. Заменен Борисом Владимировичем Штюрмером, членом Гос. совета, церемониймейстером двора, бывшим ярославским губернатором и прочая, и прочая.

Горемыкин действительно устарел (ему 87 лет), и если у него еще сохранились наблюдательность, критическая способность, осторожность, то у него совсем не хватало воли к управлению и активности. Он, конечно, не мог бы выступать в Гос. Думе, созыв которой близок и которая хотела повести поход именно против Горемыкина за его реакционную политику. Я, пожалуй, сожалел бы об уходе этого скептического и лукавого старика. В глубине души он, вероятно, не очень-то сочувствовал государственному строю союзников; не нравились ему близкие и продолжительные сношения России с демократическими государствами Запада. Судя по тем тонким вопросам, которые он мне порой задавал, – делая вид, что он их не задает, – я полагаю, что он не преувеличивал ни сил России, ни изнурения наших врагов, ни вероятных плодов победы. Но он не делал практических выводов из своего настроения к Антанте, и я никогда не слышал, чтобы он в чем-либо мешал лояльной деятельности министра иностранных дел.

Поэтому мне сегодня утром показалось, что Сазонов, не ладивший с Горемыкиным по вопросам внутренней политики, был очень недоволен его отставкой. Банально и чисто официально похвалив Штюрмера, он подчеркнул русское основное положение, согласно которому руководство внешней политикой поручается министру иностранных дел и только ему. Несколько сухим тоном он так резюмировал свое мнение:

– Министр иностранных дел обязан докладом одному Государю, дипломатические вопросы никогда не обсуждаются в Совете министров; председателя совета они совершенно не касаются.

– Так зачем же вы заседаете в Совете министров?

– Чтобы там высказываться по вопросам компетенции совета, к каковым относятся дела, общие нескольким министерства, и дела, которые Государь специально передает на суждение совета, но к этим вопросам не принадлежат дела военные и дипломатические.

Стараюсь выведать от него более подробные сведения о Штюрмере, но он переводит разговор…» (Палеолог М. Царская Россия накануне революции. М., 1991. С. 33–35).

Английский посол Джордж Бьюкенен также отметил это событие в своих мемуарах, но в более негативном тоне: «Тем временем русский император в начале февраля (по новому стилю. – В.Х.) расстался с Горемыкиным и назначил председателем Совета министров Штюрмера. Дед Штюрмера был австрийским комиссаром на острове Св. Елены во время пребывания там Наполеона, а сам он последовательно занимал пост обер-церемониймейстера при русском императорском дворе и ярославского губернатора. Человек весьма недалекий, без всякого опыта в государственных делах, преследовавший исключительно личные интересы и чрезвычайно честолюбивый, он был всецело обязан своим назначением дружбе с Распутиным и поддержке окружавшей императрицу камарильи. Я еще буду говорить о нем ниже, но чтобы показать, что это был за человек, и приведу лишь тот факт, что он взял к себе начальником своей канцелярии бывшего агента тайной полиции Мануйлова, который несколько месяцев спустя был арестован и предан суду за шантаж в одном из банков». (Бьюкенен Д. Моя миссия в России. Мемуары. М., 2006. С. 199–200.)

Редактор «Московских ведомостей» Л.А. Тихомиров 20 января 1916 г. записал в дневнике по поводу нового назначения главы правительства: «В газетах известие: Горемыкин уволен от председательства, на место его – Борис Владим[ирович] Штюрмер. Помоложе Ивана Логгиновича, однако все же 67 лет. Возраст почтенный. Помню, когда-то считался очень правым и в консервативных кругах – в очень старое время – считался годным в мин[истры] внутр[енних] дел, по предполагаемой твердости своего характера. Однако все же не показал себя на деле, кажется, нигде, кроме должности губернатора (в Твери, помнится)». (Дневник Л.А. Тихомирова. 1915–1917 гг. М., 2008. С. 197.)