Дань кровью - читать онлайн книгу. Автор: Виктор Юнак cтр.№ 58

И вот почетный знаменосец развернул расшитое знамя, и многочисленная процессия во главе с женихом двинулась в церковь. Процессия невесты отправилась другою дорогой. Доротея была особенно хороша — в белой вуали, придерживаемой сверкающей тридцатью двумя серебряными пластинками почелицей, украшенной, кроме того, драгоценными камнями и зернышками бисера. Широкое платье из красного шелка обнажало тонкую белую шею и было декольтировано до середины груди. Подол отделан широкой золотой полосой с сетчатым орнаментом, усыпанным бисером. Рукава длинные, с прорезями под мышками. Широкий пояс из зеленого шелка был украшен таким же орнаментом.

Недолго мучил митрополит молодых своим духовным благословением. Вся процессия — теперь уже обе, объединенные в одну — направилась в замок, где намечалось проводить торжество. Царь Стратимир и бановица-мать Елена встречали молодых у ворот. Хор из себрских девушек, осыпая молодых серебром, пел принятую в таких случаях песню:

Пир начался. Вина венгерские и дубровницкие лились рекой, от яств болгарских и сербских ломились столы. Музыканты дули без устали в рога и били в барабаны. Смех и веселье не умолкали ровно семь дней. На восьмой день бан Твртко пригласил всех гостей на ристалище. Намечались ратные игры-поединки.

Посредине поля вбили шест, к которому приделана была доска шириной три, а высотой пять футов. На краю поля один за другим выстроились сорок всадников в ожидании начала игры. У каждого в руке был длинный тонкий шест. Одеты всадники были легко, без лат и кольчуг, что говорило о безопасности предстоящих игр. Возглавлял ратников-игроков старший сват на свадьбе бана. Появился Твртко с Доротеей, за ними почетные гости. Все уселись на заранее приготовленных скамьях. Потом вслед за гостями пришли и устроились на краю поля в небольшом отдалении музыканты-барабанщики со своими высокими барабанами. Твртко махнул рукой. По этому знаку старший сват поднял руку с шестом вверх. Слуги тут же принесли до восьмидесяти таких же длинных и тонких шестов. Положили их у ног коней. Наконец, старший сват крикнул и пустил коня галопом к центру поля, где был вбит кол с доской. Шест змеей извивался в его руке до тех пор, пока он, приблизившись к колу на полном скаку, не ударил по доске шестом. Искусство и смысл этой игры состояли в том, чтобы разбить шест одним ударом, не поранив при этом руку и удержавшись в седле. Это достигалось благодаря долгим и упорным тренировкам, и старший сват справился со своей задачей блестяще под одобрительный гул и аплодисменты гостей. Барабанщики издали воинственные кличи и забили в барабаны. Это послужило сигналом для остальных всадников. Они, выстроившись в цепочку один за другим, мчались к центру поля и с размаху единым ударом переламывали шесты. Старший сват вернулся назад. Его подозвал к себе бан Твртко, что-то шепнул ему на ухо, тот согласно кивнул. Сейчас же был дан знак одному из слуг. Тот подошел к лежавшим на земле шестам, выбрал два наиболее тонких, связал их бечевой воедино. Бросил стоявшему несколько поодаль свату. Тот поймал их на лету и стал ждать, когда последний всадник разобьет свой шест. После этого слуги убрали с дороги обломки шестов и помахали свату. Барабанщики смолкли. Глаза всех присутствующих на ристалище обратились к старшему свату. Он поднял вверх руку со связанными шестами, на секунду замер, а затем всадил коню в бок шпоры.

Задача была выполнена блестяще — шесты переломились, словно соломинка, даже не спружинив в руке свата. Тот победно поднял руки вверх. Барабанщики забили победную дробь. Зрители одобрительно загудели.

26

Прошло немногим более года после памятного поединка Гргура Живковича с Милорадом Младеновичем. Зорица все это время жила, как во сне: солнечные встречи с Милком чередовались для нее с пасмурными днями хозяйственных забот. Хотя многие и замечали огромные изменения, происшедшие в ней и с ней, тайну ее любви никто открыть не смог, ибо, если бы это произошло, она бы уже пылала на костре всеобщего презрения и проклятия в самом прямом смысле: так карал Законник Стефана Душана себрку, вступившую в связь с влахом, самым бесправным существом сербского средневековья. Однако Зорица прекрасно понимала, что рано или поздно ее сон прервут, родители выдадут ее замуж за того, кого они посчитают достойным женихом, так как невозможно все время прибегать к помощи Гргура. Да и ему она не может рассказать все, а без откровенности трудно чего-либо добиться.

И все же Зорица не ожидала, что все случится так быстро. Едва отпраздновали Рождество, старый Андрия привел в дом новых сватов. По рукам ударили очень быстро: Зорица удовлетворяла родителей жениха, жених пришелся по нраву Живковичам. Да и семья, в которую должна была уйти Зорица, пользовалась уважением среди соседей и отличалась рачительным хозяйствованием. Свадьбу намечалось отпраздновать за несколько дней до Масленицы. Зорица, казалось, не жила эти дни. Сладкий, очаровывающий сон свиданий с возлюбленным сменился кошмарным, черным видением предстоящей вечной разлуки. Зорка бы не пережила этого. Но что предпринять? День свадьбы близился, а Зорка не могла даже выйти за ограду дома, ее никуда не выпускали со двора. Наступил банный день. Зорица будто вся растворилась в водяном паре. Она не чувствовала, что с ней делают в бане: как ее раздели, как ее мыли, омывая все девичьи былые грехи и очищая душу и тело от пороков, как ее натирали благовониями, как ее придирчиво со всех сторон осматривала мать жениха, ища хоть малейший недостаток на ее девичьем целомудренном теле, — она вся была в завтрашнем дне, который должен стать для нее роковым…

Ночью она проснулась, будто от внутреннего толчка, вся в холодном поту. Решение пришло к ней внезапно, словно голос откуда-то сверху подсказал ей спасительную мысль. Она вскочила на ноги и тут же, опомнившись, присела, встревожено прислушиваясь к тишине: все ли спят? никого она не разбудила? К ее счастью, крепкий, здоровый сон отца с матерью властвовал в эту ночь в их доме.

Зорица неслышно оделась. Легкими, мягкими шажками подошла к углу, где висела икона. Сунула за нее руку и достала узелок, в котором были завернуты серебряные монеты — 10 перперов из ее приданого. Завернула его в свой платок. Все это она делала, неслышно двигаясь в ночной тишине дома, который был ей знаком до малейших деталей. Мозг ее работал четко и безошибочно, хотя сердце и трепетало в груди, словно пташка, попавшаяся в силки птицелова. Она знала, что делала. Собравшись, она глубоко выдохнула из груди весь страх и все сомнения, накопившиеся в ней за эти долгие ночные минуты. Припав на колени перед иконой Богородицы, она молча, с надеждой, перекрестилась. Отбила поклоны и перед Николой Спасителем. И тут на глаза ее навернулись, совсем некстати, слезы: она ведь прекрасно понимала, что уходит из отчего дома навсегда. Навсегда! И будет ли когда у нее свой собственный дом, где бы она была такой же хозяйкой, какой в этом доме является ее мать Драгана, родившая ее на самой заре в тяжелых муках. И снова дочь обрекает ее на такие же страдания…

Мать, словно ей передались мысли дочери, завозилась в постели, перевернулась на другой бок и, пробормотав что-то невнятное, снова забылась. И словно восклицательный знак, венчающий фразу, раздался могучий отцовский всхрап, заключивший материнское бормотание. Зорица в страхе забилась в угол. Сейчас она готова была раствориться, превратиться в тень, в ничто, лишь бы не сорвалась ее задумка. Сколько времени прошло, она не знала. Но ей казалось, что минула целая вечность, пока она наконец решилась выйти из своего укрытия и, осторожно ступая, пробраться к двери. Жалобно заскулили засовы, когда Зорица начала их выдвигать. Сердце готово было выпрыгнуть из груди. Наконец последнее препятствие преодолено, дверь распахнулась и Зорица оказалась во дворе. Улица ее встретила снежной каруселью, не сильной, но достаточной для того, чтобы к утру замести все следы. Даже погода благоприятствовала ей. Ночь была серая, беззвездная, но лунная. В такие предрассветные часы воздух особенно чист и целебен, прозрачен и безмолвен. Зорица поправила на голове платок, получше завернулась в тулуп и, подтянув узелок с нехитрым своим скарбом повыше к груди, решительно шагнула в снежную пугающую темь.