Девушка в цепях - читать онлайн книгу. Автор: Марина Эльденберт cтр.№ 49

– Почему?! – вырвалось у меня. – Вы тоже владеете ею?

Я не могла отвести глаза от его ладони, на которой из-под стебля отчетливо проступала красная полоса. Орман проследил мой взгляд и нахмурился.

– Нет, – отрезал он.

– Но тогда как…

– Поговорим за ужином, когда ты придешь в себя. Ванная к твоим услугам.

Прежде чем я успела ответить, он вернул бамбук на место и вышел.

Повернувшись к ванной, растерянно смотрела на поднимающуюся вместе с водой пену: именно она источала этот сладко-горький полевой аромат. Почему полевой, я и сама сказать не могла. В цветах и травах на просторах и на склонах гор Фартона, где прошло мое детство, было куда больше сладости, но эта горчинка казалась мне смутно знакомой.

Раздевшись, приблизилась к шкафу, на котором стоял флакончик, оставленный Орманом. На этикетке был изображен ослепительно-белый цветок, надпись на оборотной стороне обещала «нежность масла аламьены, вобравшего последнее тепло осени».

– Аламьена… – произнесла это слово, пробуя на вкус.

Странное чувство: раньше мне не приходилось видеть этот цветок, но перед глазами вдруг мелькнули загорелые руки. Ладони, сомкнутые лодочками, медленно раскрывались, а в них под солнцем мерцали ослепительно-белые лепестки. Белее их был разве что мел, даже тонкие прожилки и сердцевинка были цветом как бумага высшего сорта.

Моргнув, перевела взгляд на лежащее рядом с пузырьком мыло в дорогой обертке, пахнущее не менее приятно, чем пена. А потом шагнула в ванную, и вода сомкнулась надо мной мягким, пушистым покрывалом. Сейчас я при всем желании не могла думать ни о чем, кроме случившегося несколько минут назад. Перед глазами стояла погруженная в бесцветную хмарь ванная комната. Орман сказал, что у меня есть магия…

Магия смерти.

По коже прошел мороз, и я неосознанно сползла пониже, в тепло. Ойкнула: вода впиталась в неразобранные волосы, которые мигом отяжелели. Вздохнула и принялась распускать прическу, одну прядь за другой. Тело тоже становилось тяжелым, глаза закрывались сами собой, но я упорно их открывала, чтобы продолжить.

Как так вообще могло получиться?

Несмотря на слабеющую в мире магию, просыпалась она в детстве, и если малышей брались обучать, с каждым годом становилась сильнее. Женщин в наше время в принципе не обучали, да и раньше тоже не особо, поэтому магия у женщин Энгерии была на уровне свечу зажечь или зелье для красоты навести. Не говоря уже о том, что в моем возрасте она не пробуждалась. Если наделенный магией человек не практиковался, со временем она в нем просто отмирала. Любой навык нужно развивать, как ходьбу, чтение или письмо.

Кажется, Орману придется многое мне объяснить.

Последняя мысль была какой-то ленивой, с каждой минутой веки становились все более тяжелыми, поэтому я быстро прополоскала волосы и вылезла из ванной. Завернулась в теплое, приятно пахнущее полотенце, чтобы дойти до халата. Шелк коснулся согревшейся кожи такой удивительно-нежной лаской, что я едва не застонала от наслаждения.

В таком странно-плывущем состоянии вышла в комнату и устроилась в кресле, поближе к камину. Пламя тянулось ввысь, чтобы снова и снова облизать языками и без того раскаленный камень. Глядя на его танец, я на минуточку прикрыла глаза.

Пауль Орман

Шарлотта спала: по-детски трогательно сползла в объятия кресла, потемневшие от воды рыжие волосы рассыпались по плечам. Халат немного распахнулся, делая вырез глубже, невольно притягивая взгляд к ложбинке между упругих полушарий груди. Пламя согревало молочно-светлую кожу, добавляя ей теплых оттенков.

Подхватив девушку на руки, шагнул к кровати.

Она даже не пошевелилась: ни когда он укладывал ее в постель, ни когда укутывал мягким пуховым покрывалом. Впрочем, сейчас Шарлотта не могла проснуться – зелье на основе иньфайских трав (аромат которого мягко вплетался в горчинку аламьены) работало быстро и безотказно. В Иньфае отлично развито целительство, основной упор делается на природную магию. Ту, от которой берет начало любая жизнь.

Жизнь…

Природа явно ошиблась, наградив эту удивительно светлую девочку магией смерти.

Он чувствовал изнанку мира с той самой минуты, когда в отцовском замке смерть протянула к нему свои лапы. Тереза вытащила его в жизнь, но от смерти не избавила: он понял это спустя несколько месяцев после случившегося. Путешествие в Иньфай (его, как сына заговорщика, выслали из страны) было долгим и непростым. В пьяной драке на корабле один из матросов ударил другого ножом под ребра, и тогда ему впервые открылась Грань. Бесцветная суть Смерти, которую Шарлотта увидела в ванной, обратная сторона жизни. Он увидел сгусток эмоций, отделившийся от оседающего тела. Сгусток ярости и боли, отголосок насильственной гибели. То, что обычные люди называют призраками. То, что дано видеть только некромагам и некромантам.

И ему.

Первое время это происходило внезапно, его просто выбрасывало из красок жизни в вязкие серые туманы. Потом научился этим управлять: не магией смерти, нет, она была ему неподвластна. Этими переходами, которые сводили с ума, особенно когда он смотрел в зеркало, на щупальца тянущейся к нему Смерти. Поначалу эту пугало, так же, как и ледяной холод у сердца. Потом… стало легче.

Когда смиряешься с чем-то, всегда становится легче.

Но эта девочка…

Банка с заживляющим зельем уже стояла на тумбочке. Отложив крышку в сторону, коснулся густого лекарства пальцами и принялся мягко втирать в следы жестокости Вудворда. Кожа была шелковистой и горячей, скула и щека полыхали до сих пор. Горели, отдавая пульсацией в подушечки, хотя боли Шарлотта сейчас не чувствовала. Сегодня он был близок к тому, чтобы схватить графа за волосы и бить головой о стену: до тех пор, пока нос не сплющится, а Вудворд не начнет скулить.

За то, что поднял на нее руку. За то, что посмел на нее посягнуть. За то, что сделал ей больно.

Впрочем, он и сам делал.

Когда считал Шарлотту распутной девицей, скрывающейся под маской невинности.

Демонова маска!

Сорвать бы ее, отшвырнуть в сторону, и никогда больше не надевать. Вместо этого он смотрел на спящую девушку. Девушку, которую хотелось касаться – щекой к щеке, губами, ладонями, всем телом. Целовать нежные мягкие губы, сходя с ума, дурея от ее хрупкости и невинности. Вместо этого раскрыл ладонь, где горела ярко-красная припухшая полоса. Горела и саднила после удара, на который он не пожалел сил.

Гораздо больнее был ее взгляд: яростный, дикий, отчаянный.

Взгляд, полный веры в то, что он может ее ударить. Впрочем, разве не этого он добивался?

Вытащить ее магию через потрясение – когда Шарлотта с пылающими глазами сбежала вниз по лестнице, наверное, именно тогда он принял это решение. А может быть, в ту минуту, когда сумасшедшая девчонка бросилась на улицу, зная, что долговая метка ее убьет. Разумеется, она не могла причинить ей вреда (потому что рисовать ее он не собирался), но Шарлотта этого не знала.