Трудное время для попугаев - читать онлайн книгу. Автор: Татьяна Пономарева cтр.№ 55

Но не только в еде было дело. И даже не в одежде: с одеждой все еще спасала Елизавета Акимовна, мамина сотрудница. В свое время мама здорово помогла ей, когда та лежала в гипсе с переломом ноги, а теперь она в затянувшемся порыве благодарности приносила для Усти и бесплатно отдавала почти новые вещи своей племянницы, у которой, как она выражалась, их на три жизни хватит, так как родители не вылезают из загранкомандировок. Кроме того, Устя сама уже немного научилась шить. И это было кстати, потому что вещи последней пожертвованной партии застряли на своем прошлогоднем размере, и если в ширину все было еще более-менее, тем паче что трикотаж тянется, то в длину они явно приотстали. Да и не могло же это продолжаться бесконечно! С чего это вдруг ей должны постоянно что-то дарить?

Самое мучительное было в том, что вообще весь уклад их жизни переменился: никто не приходил к ним в гости, кроме папиного Витька, и сами они никуда не ходили. Путешествие по Волге на пароходе, обещанное в четвертом классе, больше не вспоминалось. Почтовый их ящик пустовал…

Однажды Устя сбежала с классного часа, так как темой его была беседа о периодических изданиях, которые выписывает и читает ваша семья. В принципе можно было соврать, что она не знает, какие газеты и журналы водятся в природе. Но не хотелось… Они не ходили ни в театр, ни в цирк. «Потом, потом, – повторял отец. – Пока смотрите по телевизору». Даже дни рождений отмечались наспех, с почти символическими подарками: «Сейчас не до подарков. Всю эту романтику потом. Сейчас главное – дело!»

Отец все же очень уставал, и винить его за отсутствие увеселительной программы было нечестно. А про маму и говорить нечего, ведь на ней было еще хозяйство, как Устя ей ни помогала. Надо было что-то предпринимать самой. И Устя для Валечки сделала кукольный театр, даже сама увлеклась этим. Нателла зашла, увидела.

– Слушай, – предложила не то в шутку, не то всерьез, – пошли на Арбат, выступим! А что?

То ли действительно усталость родителей, то ли интуитивно ощущаемая неопределенность будущей жизни, несмотря на твердые уверения отца, что все будет замечательно, – что-то рождало острую потребность действовать как-то решительнее именно сегодня. Сегодняшний день наполнять, тормошить, встряхивать. Она понимала, что, кроме нее, сейчас никто на это больше не способен. И она решилась. Взяв из шкатулки деньги, она вышла из дома и поехала в центр. Это был день удач! Возле метро, в кондитерской палатке, она купила «Птичье молоко». В кулинарии, впав в какую-то отчаянную удаль, она набрала бутербродов с красной рыбой, ветчиной и паштетом. Четыре бутылки «Тархуна», килограмм апельсинов – это уже дальше, в соседнем магазине… Потом, подъехав на троллейбусе к «Детскому миру», купила десять разноцветных шариков, набор детской посуды, а для себя два чешских фломастера. Уже спустившись в метро, на оставшиеся деньги в театральном киоске взяла два последних билета в Кремлевский дворец съездов на «Вечер одноактных балетов» – для родителей.

Когда она вернулась, дома еще никого не было. Устя достала скатерть, расставила сервизные тарелки и фужеры. Красиво разложила на блюде бутерброды и, разрезав лепестками кожуру на апельсинах, положила по одному у каждой тарелки. Потом надула несколько шаров и подвесила их к люстре. К одной из бутылок «Тархуна» прислонила театральные билеты, а на Валечкин стул положила коробку с кукольной посудой. И села ждать!

Они пришли почти одновременно: мама с Валей и папа. Можно даже сказать – одновременно, потому что папа, не заходя в комнату, долго умывался, фыркая, как морж, а потом еще курил на кухне.

Первой почувствовала необычность происходящего Валечка. Только войдя в дверь, она настороженно посмотрела на Устю и резко повернула голову в сторону комнаты. Потом сама стала торопливо раздеваться и подчеркнуто аккуратно ставить и складывать вещи на место. Мама как ни в чем не бывало достала из сумки пачку вермишели и тубу с подсолнечным маслом…

– Мойте руки, проходите в комнату, – сказала Устя, чувствуя, что от страха и радости одновременно к глазам подступают слезы. – Проходите, я… ужин приготовила.

Какие там руки! Только раздевшись, Валя забежала в комнату и тут же выскочила с воплем:

– Праздник, у нас праздник! Шарики, и торт, и апельсины!..

Дрожащей рукой Устя зажгла свечку, поставила подсвечник на середину стола. Включила магнитофон…

Папа с мамой появились в дверях одновременно.

Они стояли как два изваяния, и ничего невозможно было понять по их лицам: они были обычны и лишь слегка, без оттенков радости или злости, удивлены.

Только Валя металась, распространяя ликование такой силы, как будто ликовала толпа на большой, специально для этого предназначенной площади!

И, глядя на Валю, Устя как-то сразу, мгновенно успокоилась. Цель в общем-то была достигнута, и больше чем наполовину! Поэтому, когда папа, подойдя к шкафу, выдвинул ящик и заглянул в шкатулку, показав издалека ее донышко маме, она не разревелась от обиды, отчаяния, вины и всего остального, что можно испытать в подобной ситуации!

Первое, что сделала мама, шагнув от двери, – протянула неуверенно руку и взяла театральные билеты. Она стала их разглядывать, как что-то диковинное, в которое хочется поверить, как в «летающие тарелки».

И это – то, что мама сразу, заинтересовавшись, стала смотреть театральные билеты, – было для Усти второй победой! Цель достигнута была уже почти до конца. Оставался папа…

Но папа так и остался вне праздника! Так и остался…

Сели за стол. Валечка сразу взяла в одну руку бутерброд с паштетом, в другую – с ветчиной, Устя разлила по фужерам «Тархун». Родители ели молча, слишком деловито для такой праздничной еды – как бы не принимая ее утонченного вкуса и выравнивая его под гречневую кашу. Словно боялись всего за один ужин привыкнуть к пирам и наслаждениям…

На следующий день отец уезжал в командировку. Билеты в театр мама продала на работе кому-то из сотрудников.

6

Художник Ворпест мечтал жениться на японке. И чтоб она ни слова не понимала по-русски, так же как сам Ворпест ни слова не понимает по-японски.

– Зачем нам разговаривать? Чтобы, вырвав друг у друга по миллиону слов, затравив друг друга ими, вновь оказаться у глухой стены непонимания? Не-ет, все это было, и не раз! Надо искать какие-то другие пути общения, они есть, точно вам говорю, нужно просто не лениться, развивать их в себе…

– Ну да, – улыбнулся Леша, – телепатия, телепортация, телекинез! Третий глаз…

– Не мешай, Леш! – тихонько толкнула его рукой Устя.

– Да – и третий глаз, и пятый, и сотый. Только бы разбудить себя, тогда будет слышать, видеть и разговаривать каждая клетка вашего организма! И это будет самый утонченный, мудрый, но что важнее всего – самый искренний вид общения. Конечно, скажете вы, нашелся затейник – слова ему не нужны! А у самого даже сейчас рот не закрывается! Да, это так: раз, два в месяц, иногда чаще, иногда реже, я выпускаю джинна болтливости из бутылки, даю разгуляться, но это теперь даже не столько потребность и дань прошлому. Просто я знаю: вот он, наступил день, когда можно и поговорить, сегодня слова не полетят от меня безумной, все сметающей на пути толпой, и даже если я буду говорить много, смогу остановиться, когда вы захотите этого, а не когда устану сам. И не обижусь на всю оставшуюся жизнь, если пойму, что вам вдруг скучно, неинтересно! Есть люди, они везде и всюду таскают за собой сбесившийся оркестр из слов – ни минуты тишины! Чтоб только, не дай бог, не проявилась, не выплыла наружу истинная мысль или ее отсутствие, а также истинное отношение к другому… Вы пейте, пейте, а то остынет, давайте вам еще подолью…