Великий князь Владимир Мономах - читать онлайн книгу. Автор: Алексей Карпов cтр.№ 62

Относительно же самой встречи Мономаха с послами от «братьи» я склоняюсь к датировке С.М. Соловьёва, который, как отмечалось выше, указывал не на 1099 год (поход Святополка на Ростиславичей), но на 1100 год (ситуацию после Витичевского съезда князей). Едва ли князь Святополк Изяславич, виновный в недавнем злодейском ослеплении Василька Ростиславича (поступок, вызвавший осуждение всех князей и особенно Владимира Мономаха), мог предложить Мономаху участие в походе на Ростиславичей. Этот поход не рассматривался как общий для русских князей; он преследовал исключительно корыстные цели одного Святополка. На Витичевском же съезде 1100 года произошёл открытый разрыв между большинством князей (Святополком, Владимиром Мономахом, Олегом и Давыдом Святославичами) и братьями Ростиславичами; последние решительно отказались выполнить волю князей и довольствоваться на двоих одним Перемышлем (45. Стб. 274). В летописи, правда, ничего не говорится о какой-либо подготовке к военным действиям против Володаря и Василька. Но, может быть, именно твёрдая позиция Мономаха и предотвратила войну? Во всяком случае, свои волости (Володарь — Перемышль, а Василько — Теребовль) братья сохранили.

Есть ещё одно соображение, которое косвенно может свидетельствовать в пользу датировки «Поучения» временем после Витичевского съезда. Как показал Н.В. Шляков, Мономах, работая над «Поучением», находился под влиянием богослужения первой недели Великого поста, что, очевидно, также имеет датирующий характер. Но в таком случае Мономах не мог взяться за «Поучение» в связи со встречей послов от Святополка в 1099 году: из «Повести временных лет» известно, что Святополк занял Владимир-Волынский (после чего и замыслил поход на Ростиславичей) в Великую субботу 1099 года (45. Стб. 269); следовательно, он мог направить послов к Мономаху уже после Пасхи. Витичевский съезд 1100 года состоялся в августе, что также не согласуется с датировкой «Поучения» временем Великого поста. Но приготовления к возможной войне с Ростиславичами могли начаться уже после съезда. Не исключено, что Мономах встречался с послами от «братьи» в Великий пост уже следующего, 1101 года. В таком случае начало работы над «Поучением» можно было бы датировать мартом этого года (первая неделя Великого поста в 1101 году пришлась на 10—16 марта). Этому в принципе совершенно умозрительному предположению как будто находятся некоторые подтверждения в тексте самого «Поучения». Вызвавшая столько споров фраза «и се ныне иду Ростову» (которой, по всей вероятности, завершалась автобиографическая часть «Поучения» в его первоначальном виде и которая может быть связана с работой Мономаха над «Поучением») следует сразу же за сообщением о поездках князя «по 3 зимы» к Смоленску. Мы определённо знаем лишь об одной его поездке в Смоленск после поездки 1095 года (упомянутой в «Поучении» ранее) — в Великий пост 1100 года, когда 7 марта, «на средохрестие», он заложил в Смоленске кафедральную церковь Пресвятой Богородицы (63. С. 72). Таким образом, если принимать во внимание внутреннюю хронологию «Поучения», то «нынешний» поход князя к Ростову можно было бы датировать временем во всяком случае после марта 1100 года.

О двукратном (по меньшей мере) обращении Мономаха к тексту «Поучения» говорят наблюдения над автобиографической частью его сочинения, о чём также писал ещё М.П. Погодин. В самом деле, трудно объяснить, почему Мономах так подробно описывает свои «пути» до 1096—1097 годов (или, может быть, до 1100—1101 годов, см. выше), которым отведено в рукописи почти три полных листа, а о событиях, относящихся к более позднему времени (до 1117 года), упоминает лишь вскользь, в нескольких фразах. Рассказ об этих последних событиях занимает в рукописи Лаврентьевской летописи лишь несколько строк и скомпонован в одном месте: между фразой «и се ныне иду Ростову» и воспоминаниями о частых поездках Владимира из Чернигова в Киев ещё при жизни отца (то есть ранее 1093 года). Вполне естественно предположить, что эти несколько строк представляют собой позднейшую вставку, сделанную самим Мономахом в первоначальный текст своего «Поучения».

Когда же была сделана эта вставка? Очевидно, после 1117 года, так как последнее упомянутое в «Поучении» событие — поход на владимиро-волынского князя Ярославца Святополчича — летописи датируют 1117 годом (поход против князя Глеба Всеславича Минского, упомянутый Мономахом перед этим, имел место в феврале—марте 1116-го). Упоминание Мономахом о «злобах» Ярославца — его главного политического противника в это время, — на мой взгляд, свидетельствует о том, что Ярославец был ещё жив и борьба с ним оставалась актуальной. Следовательно, «Поучение» дорабатывалось не позднее лета 1123 года, когда князь Ярослав Святополчич погиб под стенами Владимира-Волынского. О причине, по которой Мономах был вынужден вернуться к «Поучению», мы уже говорили выше: очевидно, новый экземпляр «Поучения» потребовался для кого-то из его подросших сыновей.

Обращение к событиям 1117-го и последующих годов позволяет высказать некоторые предположения относительно того, для кого именно понадобился этот новый экземпляр — тот самый, который и лёг в основу дошедшего до нас единственного списка «Поучения». Летописи сообщают всего о нескольких событиях в семье Владимира Мономаха в эти годы: ещё до его похода на Ярославца Святополчича он перевёл из Новгорода в Белгород своего старшего сына Мстислава; в том же 1117 году, вскоре после похода на Ярославца, женил пятнадцатилетнего сына Андрея; в следующем, 1118 году Ярослав бежал из Владимира-Волынского, и Мономах посадил на княжение во Владимир другого своего сына, Романа, который, вероятно, был старше Андрея, но ненамного; наконец, 6 января 1119 года Роман умер, и Мономах послал во Владимир Андрея, который и занял владимиро-волынский стол. О судьбе Юрия (будущего Долгорукого) летописи не сообщают до 1120 года, когда он совершил поход на волжских болгар, но, естественно, нельзя исключать и того, что «Поучение» предназначалось для него. Сделать выбор в пользу кого-то одного из младших сыновей Мономаха (Юрия, Романа или Андрея) можно лишь условно, с оговорками, принимая во внимание то литературное окружение, в котором «Поучение» сохранилось в составе Лаврентьевской летописи. Как уже говорилось выше, помимо самого «Поучения» и письма Мономаха князю Олегу Святославичу, в летопись оказался включён текст молитвенного содержания, представляющий собой выписки из ряда богослужебных книг, главным образом из Триоди постной. Помимо прочего, текст этот содержит молитвенное обращение к святому Андрею Критскому, автору «Покаянного канона», выдержки из которого также вошли в состав подборки. Возникает вопрос: не связано ли обращение к небесному покровительству святого Андрея («Андрею] честный, отче треблаженыи, пастуше Критьскыи, не престаи моляся за ны, чтущая тя...») с соименностью его тому князю, для которого (или которым) была составлена вся Молитва? В таком случае бытование Молитвы (а значит, и всего комплекса сочинений Владимира Мономаха) уместнее всего связать с одним из двух князей из его рода: либо с сыном Андреем, либо с внуком Андреем Боголюбским, сыном Юрия Долгорукого. Если принять во внимание отмеченную выше актуальность обвинений Мономаха в адрес князя Ярославца Святополчича, то первый вариант будет выглядеть предпочтительнее. Таким образом, можно согласиться в основном с мнением Н.В. Шлякова (поддержанным в последнее время А.. Гиппиусом), который рассматривал «Поучение» в редакции 1117 года как родительское благословение Мономаха только что женившемуся сыну Андрею, отправившемуся в начале 1119 года на своё первое княжение во Владимир-Волынский (см.: 184. I. С. 124—126; 97. С. 13—14). Впоследствии Андрей Владимирович княжил в Переяславле-Южном, где и скончался в 1142 году. Так получает объяснение факт сохранения «Поучения» Владимира Мономаха в летописании Северо-Восточной Руси: как известно, на своём раннем этапе оно было тесно связано именно с Переяславлем-Южным, остававшимся долгое время уделом потомков Юрия Долгорукого.