Елизавета Петровна - читать онлайн книгу. Автор: Константин Писаренко cтр.№ 46

Были сформированы две диверсионные группы — главная в раскольнической Ветке под Гомелем из восемнадцати человек и вспомогательная в казацком Чигирине из двенадцати членов. Второй поручалось зажечь Глухов, гетманскую столицу Малороссии, и по возможности ближайшие украинские города; первой надлежало спалить Москву и подстраховать Чигиринских товарищей в Глухове. Вербовку произвели в апреле, а в мае отряды выдвинулись к намеченным целям. В один день, 23 мая, Москва и Глухов пережили первую огневую атаку. В Первопрестольной диверсанты действовали чужими руками, подкупая нищих и лихих людей. 27 мая атаман ватаги, воодушевленный первым успехом, осмелел до того, что подметным письмом пригрозил уничтожить всю Москву через два дня, на Троицу. Однако к тому времени московские власти пришли в себя от первого шока и успели взять под охрану пороховые заводы, взрывами которых предводитель, именовавшийся Кириллой Лаврентьевым, собирался добить город. Получив отпор, он с девятью соратниками немедленно ретировался из Москвы.

Результаты нападения на Глухов выглядели гораздо скромнее. Только в первый день, 23 мая, сгорело свыше трехсот дворов, семь церквей и дворец гетмана со всем имуществом. 24-го эффект внезапности уже не сработал — горожане не допустили перерастания поджогов в крупные пожары. Налеты на Белополовскую и Виригинскую слободы уничтожили всего 32 двора. Осознав бесполезность дальнейшего пребывания в гетманской столице, отряд, разделившись надвое, 25 мая покинул ее. Однако рейд по другим украинским городам прошел втуне, ибо жители, взбудораженные глуховским прецедентом, повсюду были наготове; в Ромнах, Нежине, Полтаве, иных крупных населенных пунктах диверсанты просто не осмелились на поджог и в конце июня, так и не ввергнув в хаос Украину, вернулись на польскую территорию.

Между тем Глухов испытал еще одну атаку 27 мая. «Отличился» отряд из восьми человек, откомандированный из Ветки для подстраховки. Испепелив 18 дворов в Белополовской слободе, они ушли в район Мценска, где смогли 17 июня уничтожить храм и около двухсот дворов. Впрочем, это оказался финальный аккорд акции. К 29 июня все ее участники согласно предписанию возвратились в Польшу. В руки россиян попали всего два диверсанта, показания которых помогли восстановить в общих чертах замысел французской маркизы. 23 июня под Миргородом арестовали Алексея Тертичниченко из вспомогательной группы, 28-го под Волховом — Афанасия Коровякова из главной. Обоих приглядели бдительные крестьяне, поднятые на ноги указом императрицы от 4 июня о прокравшихся в страну шпионах «из-за границ от соседей». Сохранился любопытный документ — письмо Я. И. Бахирева В. И. Демидову от 7 июня 1748 года. Судя по нему, вечером того дня в Петергофе Елизавета Петровна поручила секретарю разузнать, каким образом в 1737 году во время сильных пожаров в Санкт-Петербурге власти выявляли поджигателей.

Несмотря на сильное впечатление, произведенное «злодеями» на российского обывателя, диверсионная операция всё-таки не достигла цели: хаос не возник ни в Малороссии, ни в Великороссии. Паника была лишь в Москве, жители со «страху почти все со своими пожитками выехали в поле». Но после Троицы страсти улеглись. Что касается пожаров, то, как подсчитали для Елизаветы Петровны разъехавшиеся в августе по городам гвардейские офицеры, на три искусственных огненных разорения в течение тех же полутора месяцев (середина мая — июнь) пришлось шесть естественных (в Михайлове, Рыльске, Костроме, Можайске, Севске, Нижнем Новгороде) с потерями, сопоставимыми с глуховскими и мценскими вместе взятыми.

Таким образом, краткосрочный рейд по российской глубинке трех десятков польских партизан никак не мог заставить русские власти вернуть 30 тысяч солдат в Россию. Диверсионный план при всей оригинальности изначально являлся провальным, ибо не учитывал российских реалий, прежде всего опыта борьбы с пожарной опасностью.

По аналогичной причине не сработал и второй, дипломатический маневр. Опираясь на ошибочные сведения о характере Елизаветы Петровны, маркиза де Помпадур предполагала побудить английскую и голландскую делегацию в Аахене к внесению в будущий мирный трактат статьи, гарантирующей прусскому королю владение Силезией, с чем Вена совершенно не желала мириться, а Петербург ее в том поддерживал. Ожидалось, что вспыльчивая, капризная русская императрица разгневается на такое двурушничество морских держав, не задумываясь о последствиях, откажет им в военном подкреплении и отзовет корпус Репнина. Справиться с этой миссией предстояло другу Пюизье Альфонсу Сен-Северину д’Арагону. Параллельно Мориц Саксонский намеревался осадить Маастрихт, падение которого предрешало прорыв французов вглубь Голландии.

Маршал и дипломат отправились в середине марта — один к армии, другой в Аахен. Пока граф Сен-Северин искал подходы к британскому и голландскому послам, граф Саксонский 30 марта взял в кольцо Маастрихт. Защищал город генерал-майор, комендант крепости, пожалованный накануне осады в губернаторы, барон Хобби ван Аилва. Храбро обороняя вверенный ему город, Аилва сорвал надежды французов на скорое его покорение. Посему маркизе де Помпадур пришлось через Пюизье санкционировать подписание в Аахене Сен-Северином предварительного текста мирного договора, в целом выгодного англо-австрийской коалиции, но с включением статьи о гарантии Фридриху II «от всех держав» владения Силезией. Поздним вечером 19 апреля 1748 года в Аахене Сен-Северин завизировал от имени французского короля соответствующий текст «прелиминариев».

Увы, королю и его фаворитке пришлось очень скоро пожалеть о сделанном шаге. Елизавета Петровна оказалась не такой, какой ее описали Шетарди, д’Альон и иже с ними. Да, царица возмутилась странным потворством британского кабинета прусскому королю в ущерб австрийской короне, но предпочла не рвать отношения, а ограничиться строгим предупреждением в виде декларации от 11 мая, врученной в Лондоне российским посланником П. Г. Чернышевым 7 июня. Тридцатитысячный корпус Репнина продолжал приближаться к Рейну, и во избежание надвигавшегося краха маркизе следовало предпринять что-либо еще, причем в кратчайший срок.

Удивительно, как она, пребывая в цейтноте, вновь нашла оригинальное решение. Еще раз надавив в Аахене на податливо-близоруких англичан, французская дипломатия добилась от британского двора двух распоряжений — от 7 июля об остановке русского корпуса в Германии и от 18-го о немедленном возвращении его в Россию без уведомления о том австрийцев. Расчет строился на отсутствии в момент перехода русскими солдатами германо-австрийской границы договоренностей между морскими державами и Австрией о порядке оплаты предназначенного для россиян провианта и фуража. Неразбериха должна была привести к взаимным упрекам, обвинениям, ссорам, а в идеале — к мародерству на местах и утрате русскими войсками боеспособности, после чего французы в Аахене смогли бы, угрожая разрывом прелиминарного акта, выжать из оппонентов необходимые уступки.

Комбинация имела шанс на успех. Русский авангард собирался войти в богемские пределы уже 6 августа, но тамошние земские комиссары категорически запретили это, ибо не знали, каким образом должны обеспечивать солдат провизией и прочими припасами. Вена была извещена о том вечером 9-го, когда страсти в приграничных районах накалились до крайности. От катастрофы антифранцузский альянс спасла Мария Терезия, в ночь на 10 августа велевшая богемским и моравским крестьянам и мещанам поставлять русским минимальный набор продуктов и сена по твердому прейскуранту с обналичиванием получаемых расписок в филиалах австрийского казначейства. Сей акт мгновенно разрядил обстановку в Пражском округе и попутно окончательно развеял французские иллюзии о реванше. Русские солдаты расположились в Богемии и Моравии на зимние квартиры. 7 октября 1748 года в Аахене был подписан итоговый вариант трактата с не удовлетворявшими Францию условиями.