Евпатий Коловрат. Последний герой Древней Руси - читать онлайн книгу. Автор: Александр Музафаров cтр.№ 25

3. Наконец, этот человек мог намеренно провоцировать конфликт, так как был не согласен с самим фактом переговоров с кочевниками, тем более подчинения им. И в этом случае его поступок звучал как упрек князю — отдать сестер и дочерей? А свою жену не хочешь ли?

Со стороны восточной этики требование выдать жену сюзерену не являлось чем-то предосудительным, наоборот, могло считаться почетным. Обычным подобное было и в языческие времена на Руси — про князя Владимира говорили, что он жен своих приближенных чуть ли не всех перетащил через свое ложе. Но Владимир крестился, и с тех пор ничего подобного на Руси быть уже не могло.

Верность христианству не оставляла князю Федору выбора: «Благоверный же князь Федор Юрьевич Рязанский посмеялся и ответил царю: “Не годится нам, христианам, водить к тебе, нечестивому царю, жен своих на блуд. Когда нас одолеешь, тогда и женами нашими владеть будешь”».

Намеренно или благодаря удачному стечению обстоятельств монголы добились своего — выставили условие, делавшее для Рязани мир с ними невозможным. Отказ князя Федора Юрьевича был расценен как личное оскорбление повелителя монголов, что полностью развязывало последним руки: «Безбожный царь Батый оскорбился и разъярился и тотчас повелел убить благоверного князя Федора Юрьевича, а тело его велел бросить на растерзание зверям и птицам и других князей и воинов лучших поубивал».

Какими бы мотивами ни руководствовался человек, предавший князя, за свое предательство он расплатился сполна.

С легкой руки евразийцев в отечественной исторической публицистике, художественной литературе и даже в отдельных исследованиях утвердилось мнение, что монголы считали послов неприкосновенными, никому не прощали убийства своих послов и никогда не убивали чужих. На самом деле все было не так идеально. Этическое сознание монголов было строго этническим. Кражи, разбои, насилие, отказ в помощи между членами своего народа строго запрещались и безжалостно карались властью. Но те же проступки в отношении немонголов, как правило, сходили с рук, а в отношении народов, не бывших подданными монгольского кагана, этические принципы не действовали вовсе. Поэтому в убийстве чужеземных послов, с точки зрения монголов, не было ничего предосудительного, в то время как убийство монгольских послов действительно рассматривалось как величайшее зло.

Трагедия на берегах Воронежа вызвала еще одну. Как сообщает автор «Повести», «один из пестунов князя Федора Юрьевича, по имени Апоница, укрылся и горько плакал, смотря на славное тело честного своего господина. И, увидев, что никто его не охраняет, взял возлюбленного своего государя и тайно схоронил его. И поспешил к благоверной княгине Евпраксии и рассказал ей, как нечестивый царь Батый убил благоверного князя Федора Юрьевича.

Благоверная же княгиня Евпраксия стояла в то время в превысоком тереме своем и держала любимое чадо свое — князя Ивана Федоровича, и как услышала она смертоносные слова, исполненные горести, бросилась она из превысокого терема своего с сыном своим князем Иваном прямо на землю и разбилась до смерти».

Спасение единственного человека из состава посольства — деталь скорее достоверная, более того, монголы могли намеренно сохранить ему жизнь, чтобы таким образом сообщить рязанским князьям об участи их послов.

Что касается судьбы княгини Евпраксии, то существует и другая версия ее гибели — согласно церковному преданию, княгиня покончила с собой не после известия о кончине мужа, но в момент, когда монголы ворвались в город, чтобы не попасть живой с сыном в их руки.

Откуда взялась эта версия под пером ариографа — неясно. Возможно, из желания сделать историю Евпраксии более приемлемой с точки зрения православного вероучения, безусловно осуждающего намеренное самоубийство.

Примечательно, что автор текста «Повести», которым являлся православный священнослужитель, не видит в кончине княгини основания для ее осуждения, более того, в том же абзаце он величает ее благоверной. Строго говоря, языковая конструкция «услышала — исполнилась горести — бросилась» может говорить не о намеренном самоубийстве, а о смерти, последовавшей вследствие обрушившегося на человека несчастья, и слово «бросилась» (в другом варианте — «ринулась») означает не сознательное движение, а то, что в современном нам языке называет аффектом.

Отметим, что мотив добровольной смерти жены вслед за супругом содержится и в другом памятнике древнерусской литературы — «Повести о Петре и Февронии Муромских», созданной почти одновременно с «Повестью о Николе Заразском», в 40-х годах XVI века.

«В то время, когда преподобная и блаженная Феврония, нареченная Ефросинией, вышивала лики святых на воздухе для соборного храма Пречистой Богородицы, преподобный и блаженный князь Петр, нареченный Давидом, послал к ней сказать: “О сестра Ефросиния! Пришло время кончины, но жду тебя, чтобы вместе отойти к Богу”. Она же ответила: “Подожди, господин, пока дошью воздух во святую церковь”. Он во второй раз послал сказать: “Недолго могу ждать тебя”. И в третий раз прислал сказать: “Уже умираю и не могу больше ждать!” Она же в это время заканчивала вышивание того святого воздуха: только у одного святого мантию еще не докончила, а лицо уже вышила; и остановилась, и воткнула иглу свою в воздух, и замотала вокруг нее нитку, которой вышивала. И послала сказать блаженному Петру, нареченному Давидом, что умирает вместе с ним. И, помолившись, отдали они оба святые свои души в руки Божии в двадцать пятый день месяца июня» ^[104].

Гибель княгини Евпраксии — символ отчаяния, охватившего русские земли перед надвигающейся грозной бедой.

Мужчины могли рассчитывать умереть сражаясь, не думая о смерти, но для женщин этот путь был закрыт. Из летописи мы знаем, что во время последнего штурма Владимира в феврале 1238 года супруга князя Юрия Всеволодовича вместе с дочерьми и снохами приняла постриг в Успенском соборе, готовясь к неизбежной смерти от рук завоевателей.

Рязанская княжна была одинока. Возможно, в детстве она слышала рассказы о гибели великого Константинополя, а потому острее прочих поняла ужас гибельного нашествия. Другим еще предстояло осознать его.

Убийство князя Федора Юрьевича и его свиты подвело черту под любыми попытками договориться с монголами. Началась война. Прежде чем перейти к рассмотрению собственно боевых действий, оценим, какими силами располагали стороны.

Как уже говорилось выше, Батый привел к границам Рязанского княжества далеко не все силы, задействованные в Великом Западном походе. Небольшая часть монгольских войск осталась в Волжской Булгарии, обеспечивая окончательное покорение этой страны и отвлекая на себя внимание великого князя Владимирского. Еще одна группа, в составе примерно трех туменов, была выделена для действий в половецких степях. Таким образом, для агрессии против Руси в распоряжении Батыя оставалось 90—100 тысяч воинов.