Морской наёмник - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Удот cтр.№ 28

Михель, разумеется, не мог ведать, что удумала рыбина, но догадался, что решение сю было принято. Чёрный, смолью блестящий треугольник прекратил беспорядочное рысканье и, ровно по ниточке, двинулся прямиком к берегу. А Михель, в отличие от касатки, так ещё ни к чему и не пришёл. Но ноги вдруг сами по себе понесли вперёд.

На бегу он неожиданно осознал, что напрочь забыл, как кличут зверюгу, угрожающую сейчас юнге. Томас проглядел его рывок, а когда увидел стремительно набегающим, ясно, о чём подумал. Попытался вскочить, но, не удержавшись, уселся у самой воды. Отползать-то ему было некуда, разве что в ледяную глубину, потому он просто закрылся руками и заверещал фальцетом. А Михель, подскочив, схватил его за руку и рванул на себя так, что, наверное, напрочь выбил руку из плечевого сустава, ибо Томас заорал уже по-другому. Но тут Михель, и сам не удержавшись на скользкой гальке, покатился вперёд, а Томас перелетел через него. Так что теперь между Михелем и касаткой — вспомнил-таки имя смерти своей! — не было никого.

«Вот и всё, кажись. Так и знал, что мои игры в благородство закончатся скверно. Хотя я вроде пока на суше, а она в воде...»

Розовато-серая под лучами только что всплывшего светила, на вид совсем не холодная и не страшная гладь расступилась, извергая чужеродное тело.

«Боже ж ты мой! А с борта "Ноя" и представить было нельзя, что она такая! Это ж китище добрый!..»

Глаз, ровно у опытного уже китобоя, тотчас выделил существенную разницу между касаткой и ранее виденными китами: огромные молочно-белые зубы, в несколько рядов усеявшие открытую, уже готовую принять, размолоть и мгновенно сплавить жертву в утробу пасть. И смотреть-то ему было больше некуда, кроме как в эту пасть, заслонившую полмира. Было страшно, как ни в одном бою: словно воочию узрел ту пресловутую Пасть Ада, в которую проваливаются грешники и в которую они бессчётное количество раз отправляли друг дружку. Не хватало только чёрта под боком, чтобы наладить пинка в нужном направлении, ровно тому ростовщику ^[64]. Может, Томас в благодарность исполнит роль нечистого?

В длинном, мрачно нескончаемом коридоре страха Михель распахнул ещё одну дверь в ряду прочих и привычно-опасливо отшатнулся за косяк. «Ну надо ж! И за каким, спрашивается, дьяволом я спас этого несчастного вертопраха?! Прям всё как у старушки Войны: стоит разок проявить слабину — и всё, можно могильщиков заказывать...»

И Михель закрыл глаза, чтобы не видеть потоков воды, двумя водопадами стекающих из углов алчной пасти. Скоро так же будет изливаться Михелева кровушка...

Но начхать ей было на Михеля! А также на Томаса и прочих людишек, шляющихся по берегам и водам. Тюлень, точнее, мягкий глупый тюлений детёныш, — ради него только и стоит рисковать, вынося на смертельно-враждебную территорию более половины созданного для иной стихии тела! Пока тюленей и китов хватает — им, касаткам, нечего делить с ничтожными людишками.

Брызги и мелкие камешки обдали Михеля с ног до головы. Но это оказалось единственной неприятностью, связанной с лежанием на ледяных камнях и в полной власти острейших зубов. Кто-то тонко, задавленно пискнул, но явно не Томас. Еле-еле заставив себя открыть глаза, Михель на расстоянии вытянутой руки увидел тугой бочкообразный мокрый гладкий, лоснящийся не то от жира, не то от воды, бок гигантской рыбины.

«Да ты вроде как промахнулся, великий парнище. И зубы такому чудищу без надобности — прокатится по мне, что та пушка под Нюренбергом, да и впечатает навечно в сырую гальку...»

Бок под рукой вспух чудовищными мускулами, и Михелю пришлось спешно закрывать вновь глаза, потому как плавники опять швырнули в него добрую порцию — да что там порцию! всеармейскую канонаду! — каменных пулек и ядрышек. Одна галька угодила прямо в темечко, и Михель на какое-то время лишился сознания, а когда вновь пришёл в себя, знакомый — буквально до боли в черепе — треугольник плавника рассекал волны на приличном уже от него расстоянии. И ничегошеньки при этом в мире не изменилось. Разве что на берегу недосчитывалось одного сверх меры любопытного тюленьего детёныша...

Общую картину неизменности вечного бытия несколько смазывало тарахтенье юнги, уже примерявшегося тащить Михеля прочь от воды:

— Ну ты герой, ландскнехт! Выволок меня ведь прям из зубов! Мне ведь чёрт-те что поблазилось, когда ты на меня наскочил. А она-то — раз из воды! Даром что рыбина... А меня уж там и след простыл. И она с досады тюленя — хам!.. Да вот опять, смотри, что вытворяет!..

Словно на салазках, огромная касатка снова въехала на низкий каменистый берег. Миг — и зазевавшийся разнежившийся тюлень даже мякнуть не успел, как очутился в её утробе. Мощный толчок ластами — и место кровавой трапезы захлестнула, смывая все следы, поднятая отступившей тушей волна. Огромный плавник пошёл параллельно берегу, примечая уже следующую жертву.

— Вот они какие, края дикие, — запредельные, неведомые... У нас-то дома, на Большой земле, мы и думать забыли, что звери — это что-то опасное, что их бояться надо. У нас ведь крыска самый страшный зверь, потому как чуму на хвосте тащит. А здесь и медведи клыкастые, и киты зубастые... — Не найдя больше слов, юнга закрутил головой, словно восхищаясь, и Михель понял, что Томас просто безумно рад, как и прочий любой смертный на его месте, что остался целёхонек. Отсюда и тараторит всё что в голову придёт. Просто боится расплескать свою радость по обледенелым камням, потому слова его ему самому же пустышками и кажутся. Потому-то, недолго думая, и вернулся к избитой теме: — Молодец ты, Михель! Такого чудища не убоялся, спас меня!..

Михель хотел было в сердцах бросить: «Сдался бы ты мне, придурок худосочный», но губы уже обметала тонкая корочка солёного льда. А когда сумел разодрать рот, грубить передумал. В целом ведь славно, ежели юнга станет так думать, да и прочим передаст. Поэтому лишь стряхнул Томасовы руки:

— Отцепись ты... Сам пойду.

И действительно шагнул, хотя в глазах потемнело и всё равно пришлось опереться на плечо Томаса. Правда, ненадолго, потому как малец, мигом забыв про спасителя, увлёкся уже новой игрушкой:

— Ландскнехт, смотри, смотри — вон он, наш красавец! Видишь верхушку мачты над каменной грядой?!

— Чего ж тогда стоишь? Лунани в воздух, хоть из задницы, — теперь можно. — Михель говорил весело, напористо, хотя от вида «Ноя» сердце так и покатилось куда-то вниз. Ведь не могут же ему просто так, за здорово живёшь, спустить потерю спексиндера.

Томас действительно выстрелил, не так, конечно, как советовал Михель, а по-настоящему — из мушкета. А затем сосредоточенно-внимательно разглядывая «Ноя», словно ожидая увидеть в нём какие-то изменения, произнёс:

— Я верю тебе, ландскнехт. Дьявол меня забери, со всеми моими потрохами, но я верю тебе! Я, верно, тысячу раз буду иметь возможность раскаяться в этом, но я верю тебе.