Мистерии Митры - читать онлайн книгу. Автор: Франц Кюмон cтр.№ 7

(Рис. 2. Таврохтонный Митра. Медальон из Тарса).

Поддерживаемая своей воинственной религией, эта республика авантюристов осмелилась оспаривать у римского колосса право на господство над морями. Разумеется, она сочла себя народом-избранником, призванным добиться торжества культа непобедимого бога. Воодушевленные его покровительством, дерзкие моряки беспощадно разграбляли самые почитаемые святилища Греции и Италии, и латинский мир впервые услышал тогда имя варварского бога, который должен был вскоре принять от него дань поклонения.

В целом можно сказать, что Митра никогда так и не был принят в орбиту эллинского мира. Древние греческие авторы упоминают о нем лишь как об иноземном боге, которому поклоняются цари Персии. Даже во времена Александра он так и не сошел с малоазиатской возвышенности к побережью Ионии. Во всех областях, омываемых Эгейским морем, лишь поздняя посвятительная надпись из Пирея и, возможно, надпись из Афин [2] напоминают о его существовании, и напрасным трудом было бы отыскивать его имя среди имен многочисленных экзотических божеств, почитавшихся на Делосе во II в. до н. э. Вторгшись в латинский мир, он своего рода рикошетом попал в Архипелаг: преторианцы воздвигли грот на острове Андрос в честь Септимия Севера и его сыновей[3]. При власти Империи также обнаруживаются святилища Митры, установленные в некоторых портах на побережьи Финикии и Египта, близ Арада, в Сидоне, в Александрии [4]; но эти отдельные памятники лишь заранее указывают на отсутствие всяких следов мистерий Митры во внутренних областях страны. Недавнее открытие храма Митры в Мемфисе[5] представляется исключением, подтверждающим правило, поскольку сей маздеистский бог, вероятно, проник в этот античный город только при римлянах. До той поры он не упоминается здесь ни в одной египетской или сирийской надписи, и ничто не подтвердило еще того, что ему возводились жертвенники даже в столице Селевкидов. В этих полувосточных империях мощная организация местного духовенства и пылкая приверженность населения своим национальным идолам и культам, по-видимому, задержала дальнейшее продвижение сюда этого чужака и парализовала его влияние.

Одна характерная деталь показывает, что иранский язат так никогда и не завоевал популярности в эллинских или эллинизированных областях. Греческая ономастика, дающая нам целый ряд теонимов, отражающих популярность здесь фригийских и египетских божеств, не может противопоставить этим Менофилам и Метродотам, Исидорам и Серапионам ни одного-Митриона, Митроклеа, Митродора или Митрофила. Все производные от Митры имена имеют морфологию варварских языков.Щ В то время, как фракийская Бендида, анатолийская Кибела, александрийский Серапис и даже сирийский Баал были один за другим благосклонно приняты в греческих городах, последние не выказали никакого гостеприимства в отношении бога-охранителя своих старых врагов.

То, что Митра всегда пребывал вдали от крупных центров античной цивилизации, объясняет и его запоздалое пришествие на Запад. В Риме с 204 г. до н. э. отправлялся официальный культ Великой Матери богов из Пессинунта; Исида и Серапис появились здесь в I в. до н. э., хотя уже задолго до этого они собрали вокруг себя целую массу почитателей в Италии. Храм карфагенской Астарты существовал в столице с конца пунических войн, каппадокийской Беллоны — с эпохи диктатуры Суллы, «Сирийской богини» из Гиерополя — с начала эпохи империи^], в то время как персидские мистерии были здесь еще совершенно не известны. Хотя упомянутые боги являлись кумирами всего лишь одного народа, либо одного города, тогда как владения Митры простирались от Инда до Понта Эвксинского.

Но эти владения даже в эпоху Августа почти полностью находились еще за пределами империи. Центральная возвышенность Малой Азии, долго не поддававшаяся эллинизации, еще более чуждалась римской культуры. Этот край степей, лесов и пастбищ, рассеченный крутыми склонами впадин, с более суровым, чем в Германии, климатом, не привлекал к себе жителей побережья Средиземного моря, и местные династии, удержавшиеся еще у власти при первых цезарях, несмотря на свое ограниченное положение вассалов, сохраняли свою исконную замкнутость. На самом деле, Киликия стала римской провинцией с 102 г. до н. э., но империя в ту эпоху заняла лишь несколько пунктов на побережьи, и завоевание этой области было завершено только около двух столетий спустя. Каппадокия была присоединена уже при Тиберии, западная часть Понта — при Нероне, Коммагена и Малая Армения — окончательно при Веспасиане.Щ Лишь тогда установились постоянные и непосредственные связи этих удаленных областей с Западом. Решение задач администрирования и обороны, замена управителей и чиновников, смена прокураторов и лиц, ведающих сбором налогов, набор рекрутов в войска пехоты и конницы, размещение вдоль проходившей по Евфрату границы трех легионов, — все это вызывало постоянные перемещения людей, обмен продуктами и взаимное распространение идей между этими до сих пор изолированными горными районами и европейскими провинциями. Затем настали времена великих походов Траяна, Луция Вера и Септимия Севера, подчинение Месопотамии и учреждение в Осроене и вплоть до Ниневии многочисленных колоний, которые словно звенья цепи соединили Иран со Средиземноморьем. Эти последовательные завоевания цезарей послужили первой причиной распространения религии митраизма в латинском мире. Она начала проникать сюда в правление Флавиев и развила свой успех при Антонинах и Северах, также, как и другой культ, практиковавшийся наряду с ней в Коммагене — культ Юпитера Долихена, который одновременно с нею обошел империю.[9]

Согласно Плутарху[10], Италия, в действительности, гораздо раньше познакомилась с Митрой. Римляне были посвящены в его мистерии киликийскими пиратами, над которыми Помпей одержал победу в 67 г. до н. э. В этих сведениях нет ничего неправдоподобного: мы знаем, что еврейская община, расположившаяся за Тибром, в значительной мере состояла из потомков тех пленных, которых тот же самый Помпей привел после взятия Иерусалима (63 г. до н. э.).[11] В силу таких особых обстоятельств, следовательно, вполне возможно, что с конца периода республики персидский бог обрел нескольких почитателей в среде смешанного плебейского населения столицы. Однако, потерянная в толпе своих собратьев, отправлявших иноземные культы, маленькая группа его адептов не привлекала внимания. Язат разделил участь презрения, с которым относились к поклонявшимся ему азиатам. Влияние членов его секты на население в целом было почти столь же ничтожным, как влияние буддистских обществ в современной Европе.

Лишь в конце I в. н. э. Митра постепенно заставил заговорить о себе в Риме. Когда Стаций писал первую песнь «Фиваиды», около 80-х годов н. э., ему уже были знакомы типичные изображения таврохтонного героя[12], он, также, опирался на свидетельство Плутарха, писавшего о том, что в его время (46-125 гг. н. э.) маздеистская секта пользовалась некоторой известностью на Западе.[13] Этот вывод подтверждается эпиграфическими документами. Наиболее ранняя надпись, посвященная Митре, которой мы располагаем, — это двуязычная надпись одного вольноотпущенника Флавиев (69-96 гг. н. э.).[14] Вскоре затем один из рабов Тиберия Клавдия Ливиана, бывшего префектом претория при Траяне, в 102 г. посвятил Митре мраморную скульптурную группу (Рис. 3)[15]