Лорд и леди Шервуда. Том 3 - читать онлайн книгу. Автор: Айлин Вульф cтр.№ 39

– Ты же понимаешь, что в моих снах Гай может говорить только моими словами! – грустно усмехнулась Марианна.

– Ошибаешься, – твердо ответила мать, – у него есть способность насылать на тебя злые сны. Ты в очередной раз обманула его ожидания: он был уверен, что ты испугаешься и согласишься на все его требования. Возможно, он сам не знает, что ты видишь эти сны. Это его собственные сны, и они не доставляют ему радости. Но силы его души достаточно велики, чтобы заставить тебя разделить с ним ночные кошмары, даже без его осознанной воли. То, что ты слышишь, – это его мысли, не твои. Он меряет Ранда своей меркой, поскольку он бы тебе никогда, ни при каких обстоятельствах не простил потерю первенца, да еще и сына! Тебе не справиться с ним одной, без Ранда.

– А Робина рядом со мной больше нет, – вздохнула Марианна. – И как же мне быть?

– Прежде всего прости наконец сама себя! – настоятельно потребовала леди Рианнон. – И объяснись с Рандом начистоту. Ты боишься услышать подтверждение своих самых худших ожиданий? С каких пор ты стала поддаваться страху? Ты, которая никогда и ничего не боялась! Я всегда гордилась твоим бесстрашием, Моруэнн!

Посмотрев на дочь, казавшуюся олицетворением глубокой печали, леди Рианнон предложила:

– Посмотри на свой страх, разгляди его внимательно. Представь, что он оправдается. Тебе всего лишь придется искать дорогу, которая больше не будет совпадать с дорогой Ранда.

– Всего лишь! – усмехнулась Марианна.

Но леди Рианнон не ответила такой же усмешкой, продолжая пристально смотреть Марианне в глаза:

– Да, сначала будет больно, невыносимо больно. Но ты справишься. К тому же, задав Ранду прямой вопрос, ты можешь услышать в ответ то, что обрадует тебя и успокоит, а не причинит тебе боль! – и мать ласково улыбнулась Марианне.

– Я подумаю, матушка, над тем, что ты мне сейчас сказала, – ответила Марианна.

– Доченька, моя любимая, ненаглядная Моруэнн, не думай – просто сделай так, как я тебе посоветовала, – с мягкой настойчивостью сказала леди Рианнон. – Я знаю Ранда с самого его рождения, он рос на моих глазах. Я уверена, что он не винит тебя за случившееся. Причина в чем-то другом, и он сам откроет ее тебе. Только доверься ему!

Марианна молча кивнула, и леди Рианнон протянула руку к щеке дочери, но, не коснувшись ее, с сожалением сжала пальцы.

– Как бы мне хотелось обнять тебя!

– И мне, матушка! – горячо выдохнула Марианна.

– Когда-нибудь обниму, – грустно улыбнулась леди Рианнон, отступая от Марианны, – а теперь мне пора. Благословляю тебя, девочка, и по-прежнему горжусь своей дочерью!

Марианна смотрела, как теряет четкость облик матери, как леди Рианнон растворяется в теплом сиянии, и вот уже в комнате осталась одна Марианна: леди Рианнон вернулась в Заокраинные земли.

Недолго посидев в неподвижности, Марианна поднялась, подобрала с пола снятые простыни и сорочку и пошла в купальню. В коридоре было темно и тихо, и за спиной Марианны – из трапезной – тоже не доносилось ни звука. Все, кто не был занят в патрулях или дозорах, спали крепким сном. В купальне Марианна развела огонь, нагревающий воду, и занялась стиркой. Кэтрин накануне замочила много белья и одежды, и Марианна незаметно для себя перестирала все – и то, что принесла сама, и то, что оставила Кэтрин. Переложив прополосканные и отжатые простыни, полотенца, рубашки, сорочки, штаны в широкую корзину, она за несколько походов из купальни и обратно развесила все на краю поляны, где они обычно сушили выстиранные вещи, на веревках, натянутых между деревьями.

Но до рассвета все равно еще оставалось несколько часов. Марианна в трапезной проверила, как поднимается поставленное с вечера тесто, пообмяла его и оглянулась по сторонам. Она вспомнила, что они с Кэтрин хотели поменять лапник, которым был застлан каменный пол в трапезной. Бранд и Мач даже успели нарубить свежий и свалить его в кучу снаружи у стены. Марианна собрала с пола старый сухой лапник, относя его охапками на костровище, но не стала поджигать, чтобы никого не будить ярким костром и громким треском сухих веток и игл. Потом она подмела пол, вымыла его и застелила свежим лапником. Взмокнув от проделанной работы и испачкавшись в старом лапнике и пыли, она вернулась в комнату, взяла чистое платье и отправилась в купальню. Мытье не заняло у нее много времени. Одевшись и расчесав мокрые волосы, она постирала грязное платье, повесила его сушиться и, посмотрев на небо, с удовлетворением отметила, что до рассвета осталось не больше часа. Наступление нового дня радовало ее новыми заботами и делами.

Она пришла обратно в комнату, подложила дров в камин и, устроившись рядом, принялась за шитье. Стежок аккуратно ложился за стежком по белой тонкой ткани, из которой должна была получиться новая рубашка для Робина. Стежок за стежком, мысль за мыслью…

Пока она была слаба и оставалась в постели, Робин почти не отлучался от нее. Она знала, что он попросил Вилла принять на себя немалую часть его обязанностей в делах Шервуда, чтобы самому уделять Марианне как можно больше времени. Тогда она не чувствовала, что он хотя бы в малости изменился к ней. Рядом с ней был не только целитель, но прежде всего любящий и заботливый муж. Но время и лекарское искусство Робина сделали свое дело: она выздоровела, поднялась с постели, смогла вернуться к обычным занятиям. А он вновь окунулся в дела Шервуда, которые заняли у него, как всегда, большую часть времени. Но Марианну беспокоило не то, что она стала реже бывать в обществе Робина. Как раз находясь рядом с ним, она почувствовала сначала удивление, потом беспокойство, стала наблюдать за Робином, и сомнения переросли в уверенность. Целитель остался, но мужа больше не было, и ничем, кроме охлаждения, Марианна не могла объяснить его новой манеры держаться с ней.

Стоило ей положить ладонь ему на руку или на плечо, он не накрывал ее своей ладонью, как раньше, а осторожно, но твердо отводил от себя руку Марианны. Объятия остались в прошлом, прикосновение его губ к ее лбу – почти единственный из поцелуев, которыми он теперь ее удостаивал.

Они делили постель, когда он ночевал дома, но так, что между ними всегда сохранялось пусть небольшое, но расстояние. Марианна заметила, что если она устраивалась головой на плече или груди Робина, он осторожно перекладывал ее, стараясь не разбудить. Когда он ждал, пока она заснет, то даже обнимал ее, но так, словно уступал Марианне, а сам не нуждался в объятиях. Просто накрывал рукой ее плечи, и она чувствовала, что рука Робина оставалась напряженной до тех пор, пока он не отстранял Марианну, решив, что она уснула, а потом неизменно поворачивался к ней спиной.

Раньше он и во сне не выпускал ее из объятий. Стоило Марианне пошевелиться, как его руки притягивали ее обратно к груди Робина. Даже когда он стал воздерживаться от близости с ней, оберегая ее и ребенка, то все равно обнимал, говорил, что не может уснуть, не слыша под рукой стук ее сердца. Теперь же, после Ноттингема, если она вдруг прижималась щекой к его спине, он тут же просыпался, вздрагивая как от ожога. Не оборачивался, хотя она чувствовала, что он проснулся, а отодвигался – безмолвно, но непреклонно.