Дети грядущей ночи - читать онлайн книгу. Автор: Олег Сухамера cтр.№ 28

– Спасибо, старик. Твое, – Сергей, кряхтя от покалывающей боли, потянулся было к тумбочке, где были спрятаны его скудные сбережения.

– Эге! Не надо деньги! – хитро улыбнулся китаец. – Мы их потратили на мазя! Да-а-а-вно!

* * *

Заработок на винокурне пана Мурашкевича был более чем скромный, но Мишка ухитрялся и с него откладывать по пару копеек себе на одежду. Помнил завещание Еленского: в любых обстоятельствах выглядеть как человек своего сословия. Жаль было потом выстраданных денег, и, покупая шелковую рубаху, думать не хотелось, сколько всякой подработки пришлось переделать ради этих перламутровых пуговичек и ровнехоньких стежков. Но младший Марута решил для себя раз и навсегда: приличный внешний вид – это демонстрация того, что дух его сильнее тяжких жизненных обстоятельств, что он стремится зваться человеком, и мелким сегодняшним трудностям не сбить с этого пути.

Перебродская пацанва, поначалу считавшая вид Вашкевича вызовом, потом блажью, потом легкой придурью, впоследствии смирилась и приняла франтоватый вид сверстника как нечто само собой разумеющееся.

Мишка критически осмотрел себя в облупленное настенное зеркало. Приталенный пиджачок черного бархата, белоснежная сорочка, драповое галифе и едва не сияющие сапоги – все по последней виленской моде. Мельком отметил, что вдруг стали коротковаты рукава, хотя пиджак вроде пошит совсем недавно. Всмотрелся внимательнее, и чуть не ахнул: вместо нескладного подростка отражение показывало стройного юношу. Мишка не удержался и протер рукавом зеркало, что еще за чудеса? Еще вчера был нормальный пацан, а тут – диво дивное – панич, да и только.

Софья, прибирающаяся для воскресного похода в костел, тоже что-то такое заметила. Тихо приобняв сына, шепнула на ухо, улыбаясь:

– Ты совсем взрослый стал. Бедные, бедные девки.

– Да ладно, мам! Какие девки! Ну их! – смутился Мишка, а щеки предательски загорелись.

– Я тоже выросла! – запрыгнула на лавку Ганна.

– Ма, а как ты смотришь, если я с тобой сегодня в костел, а не в церковь?

– Куда душа просится, туда и иди. Отец твой православный, как ты и Сергей. Стась и Ганна – католики. Так мы с батькой порешили, чтоб не ссориться. Бог один, никогда у нас вражды не было. Небось ксендз не выгонит.

По правде сказать, особой религиозности Мишка не испытывал, и биться лбом о церковный пол считал глупым предрассудком, посмеиваясь в душе над истовой верой матери. Но как можно отказаться от возможности увидеть в костеле прекрасную пани Ядзю? К черту в пекло нарядился бы ради такой возможности. От одной мысли о молодой жене хозяина по спине Мишки пробежала целая щекочущая толпа многоножек. Юноша поежился, «насекомые» проникли куда-то внутрь, ближе к сердцу, и оно сладко заныло в предвкушении наслаждения от неземного образа ясновельможной пани.

* * *

После дерзкого побега Стас решил выдвигаться в крупный город. Туда, где его никто не знает, туда, где можно затеряться в людской толпе и, по возможности, выправить какие-то документы, желательно на другое имя. А там, пройдет время, и сдохнет либо ишак, не научившийся говорить, либо падишах, поспоривший с Насреддином. Зачем задумываться о том, что будет потом? Живи настоящими проблемами, разбивай их на мелкие неурядицы сегодняшнего дня и справляйся. Чего проще? Благо на улице по-летнему тепло, и переночевать на собранном еловнике не проблема. С едой тоже решаемо: много не надо, хватит и пригоршни молока с оставленной кем-то на выпасе коровы.

За пару ночей удалось добраться до станции Крулевщизна. А там, после недолгих переговоров с проводником почтового вагона, за помощь в пересортировке посылочного груза, Стас был допущен в скромный служебный закуток. И даже напоен чаем и накормлен свежим двинским хлебом, выпеченном на аире по старинному латышскому рецепту. Настроение было хорошим и только улучшилось, благодаря доброму шмату розоватого сала, милостиво отхваченному щедрым служивым.

И застучали колеса, унося от вчерашних разочарований и угроз неведомо куда. Добрый проводник, желтоволосый сгорбленный дядечка лет сорока, любитель опрокинуть стопку и поболтать, подливал «свойской» в стеклянный мальцевский лафитничек и, посматривая на босого крепыша, лежащего на узкой вагонной полке, философствовал.

– Эх, паря. Чего бы я не отдал за то, чтоб быть в твоих летах! Вот ты, к примеру, молодой, здоровый, ничего у тебя нету, ни денег, ни одежи справной, ни жены, ни дитя, которое надо кормить. И по первому взгляду, ты несчастный, а я – с домом, курями, женой-дурой и парой дочек на выданье – счастливый. Э, нет! Ша-лишь! Ты так живешь, тебе что сегодня, что завтра, что вчера – до одного места! Чего тебе думать? Брюхо набил и радуешься. А тут. Эх… – дядька широко открыл усатую пасть и в мгновение ока одним могучим глотком опрокинул в себя ароматно пахнущую хлебом жидкость. – Бррр! – передернул покатыми плечами в черном форменном камзоле и продолжил. – Так о чем это я? А! Вот, значит. И едешь ты до Витебска, потому как поезд, извини, далей не идеть. И едешь ты такой, весь босяк, но! Ничего у тебя не болит, и тревог особых по накормлению семьи и напоению сурового начальства не имеешь! Я не против. Даже так скажу. Не женись, брат. Бабы дуры, но не дуры совсем! Умеют! Да… Все эти ужимки ихние, прижаться там бочком, шепнуть на ухо, рот намазать пудрой или чо там у них… все для одного! Чтоб хоть какого-нить убогенького, но мужичонку, заманить, изловить и… Запрячь! М-да… Сам не заметишь, брат, как из вольного сокола превратишься в трудовую коняшку. По первости – в радость, на руках тащишь, легкую, любимую – ик! Мож, все ж таки выпьешь с трудящимися? Ну, твое дело. И правильно! Водка – зло. За! Преуменьшениеколичествазлавэтоммире! Аминь! – следующую рюмку проводник заглотил еще быстрее, забыв поморщиться и крякнуть. – О чем я? Ага! Носишь ее, бабищу эту, не замечая, что раздобрела. Ну, пару детишек на плечи – святое дело! Кто против? Пжалуйста! Ну… та тонко намекает, что надо это все хозяйство того, кормить, значит. И пошло-поехало, ты такой, хомут на шею, и только пар валит: работаешь-работаешь. День, ночь, все едино! Арбайтен, потому что у тебя за плечами – куры, баба, ага, теща с еёными внуками, твоими дитями, стало быть. А там, едрить-раскудрить, тебя начальник состава петрушит: почему не вовремя?! Почему от дождя посылки, заплыви они говном, не накрыл? А я тоже человек! Может, мне его послать на туда, куда фига смотрит? Хочется, аж не могу. НО! Терплю. Потому как мы люди семейные, и нам работу терять никак нельзя. А что, брат! Может, ну ее! Эту… с мамой ейной! Махну с тобой! Чего, не веришь? Сейчас, только сапоги сниму, и вместе – босиком, айда! На дорожку!

Дядька приложился прямиком к узкому горлышку здоровенной бутли. Выдохнул, повращал выпученными глазами, попытался снять сапог, да так и заснул в страдальчески согбенной позе измученного семейной жизнью человечка.

… Вокзал в Витебске своей монументальностью мог поспорить с лучшими столичными образчиками архитектуры. Серое величественное здание, конечно, впечатлило Стаса, но все же не так, как огромное скопище людей, снующих туда-сюда с озабоченным видом.