Дети грядущей ночи - читать онлайн книгу. Автор: Олег Сухамера cтр.№ 35

Некоторые особи женского и мужского пола, впрочем, презрев все приличия, вели себя совсем странно: бесцеремонно гладили друг друга по ягодицам, или – того хуже – целовались пунцовыми пьяными ртами, засовывая в них розовые отвратительные языки.

Мишка читал про древнеримские оргии, и Платоновский «Пир» не прошел мимо его пытливого ума, но увидеть нечто подобное в богом забытой деревне, в начале просвещенного двадцатого века…

Марута не удивился, если бы над его головой повис столб дыма от трущихся с бешеной скоростью мыслительных жерновов, никак не желающих воспринять увиденное как реальность.

– Мальчик! Не стой, ах-ха-ха, проходи, не стесняйся! – Мишкину щеку обожгло смесью легкого винного перегара и волшебного запаха юного тела пани Ядвиги.

Еще секунда, и требовательная ладошка в черной прозрачной перчатке, жестко ухватив его под локоть, увлекла Мишку в самую гущу общающегося разномастного народа.

Пани Ядя, словно быстрый челн, бесцеремонно лавировала между черными льдинами группок по интересам, тащила за собой вялого, совершенно ошалевшего от обилия впечатлений Мишку. Целью панночки, как, оказалось, был круглый стол с установленной на нем пирамидой широких бокалов с шампанским.

– Я… это. Не пью.

– Ах-ха-ха-ха! А это мне решать, кто тут пьет, а кто нет. Слушайся меня, мальчик. И будет хорошо. ОЧЕНЬ хорошо! Ну же!

Озорные глазки Ядвиги под расшитой стразами маской смеялись, пуская солнечных зайчиков, царапающих тело Мишки от копчика до самого темечка. Решив «будь, что будет», юный Вашкевич, под призывный хохот панночки, опрокинул в себя бокал шипучей жидкости.

– Браво! Ах-ха-ха-ха! Вы тот еще гусар, пан Вашкевич. А я люблю гусаров… в вас есть что-то такое. Как? Еще!

От игристого напитка ли, от жарких ли слов Ядвиги в голове у Мишки сделалось легко и хорошо, поэтому следующая пара бокалов была преодолена не только с легкостью, но и удовольствием.

Мишка сам не понял, когда язык его развязался, и лишь с удивлением, редкими вспышками помутненного разума, отмечал: вот он шепчет на ухо Ядвиге о том, какое она неземное создание.

– Ах-ха-ха-ха-ха! Вы такой милый!

Вот он говорит, что готов на любой подвиг ради одной очаровательной улыбки.

– Посмотрим-посмотрим! Ах-ха-ха-ха-ха!

А вот плешивая фигура в смокинге и с усиками, как у пана Мурашкевича, с придыханием отчитывает пани Ядю:

– Ядвига! Перестань. Ну, зачем? Мальчишка совсем… Ну это слишком уже…

– Я! Хочу! Болик, ты становишься скучным!

– Добро. Все, как ты хочешь, принцесса.

– Милый мой медвежонок! Я не остаюсь в долгу, ты же знаешь!

И – снова шипучая жидкость, взрывающая в юном мозгу последние мосты зажатости и приличий.

В плавающем, разворачивающемся мимо сознания сюжете Мишка пытался уловить некую последовательность событий, но они почему-то перемешивались без малейшей логики, наслаиваясь друг на друга в пространстве и времени.

И совершенно пьяный подросток, улыбающийся бездумно кружащемуся калейдоскопу, перестал понимать, где заканчивается его фантазия и начинается не менее странная действительность.

Картинка вращалась, складываясь в непредсказуемые узоры, будто цветные стеклышки в зеркальной трубке. В воздухе повис густой аромат зеленоватого дыма, юркими змейками поползшего из стоящих по углам высоких курилен и мгновенно распространившегося по залу.

Сладковатый, почти трупный, запах дурманил мозг, уводя Мишкино воображение куда вниз, к самому паху, вызывая странное желание тоже учудить что-нибудь немыслимое и непристойное.

Как, например, эти еще недавно напыщенные дамы, а теперь задирающие пышные платья, истерически хохочущие, изгибающиеся и тонущие в дерзких объятиях пылких кавалеров.

Остатками рассудка Мишка отметил, что приличное общество, отринув условности, странным образом переродилось в дьявольскую карусель грешников и оказалось погребенным в нахлынувшем оползне похоти и низменных инстинктов.

Все эти доселе солидные господа в одно мгновение раскрепостились – в одной мгновенной вспышке став разнузданным стадом обезумевших бабуинов, – беснующихся, орущих от наслаждения, совокупляющихся в самых немыслимых позах и комбинациях.

Коварный ли дым, лошадиная ли доза шампанского, не известно, но увиденное показалось Мишке настолько смешным и глупым, что, сам того не желая, начал захлебываться и клокотать таким же странным смехом. Пытался остановиться, но не тут-то было. Утихающий по силе воли смех возвращался снова и снова, волнами, и каждая из волн была сильнее предыдущей.

Умирающий рассудок подростка еще цеплялся за реальность, беспомощно пытаясь как-то увязать в единое целое струящуюся лестницу на третий этаж с нежными губами пани Яди, отчего-то целующими его затылок… И миллионы мурашек, залезших под кожу, щекочущих, шевелящихся по всему телу, вызывающих приступы адского, срывающего ритм взбесившегося сердца, смеха… Бесстыдно торчащие, манящие розовые соски, жадный рот, дергающиеся бедра сумасшедшей панночки… не тут-то было.

По жилам побежал раскаленный металл, отчего Мишкино тело задергалось в сладких конвульсиях. Расплавленная жидкость вначале выжгла мозг, потом опустилась ниже, испепеляя сердце, и вдруг взорвалась бешеным фонтаном в самом низу живота.

Растворяясь в животном сиропе наслаждения, юноша почуял вдруг, что внутри него проснулось нечто настолько древнее, что не человеческое даже. Замерший по чужой и могучей воле, Мишка с удивлением понял, что проснувшееся ОНО ловко слилось с ним, как делало уже не один миллион раз до него, и примеряет на себя его тело, привычно, будто очередной новый, только что сшитый костюм.

Эмоции жгли углями, чувства не помещались в рассудке, искажая реальность. На какое то время сознание младшего Маруты померкло, и он провалился куда-то в глубокий погреб беспамятства.

Мишка пришел в себя от спазмов в животе. К горлу подкатила тошнотворная волна, подавить которую еле-еле удалось недюжинным усилием воли. Комната, задрапированная розовыми шпалерами, шаталась и плыла. Он попытался сконцентрировать взгляд на чем-то, но не получилось, приступ снова ухватил миндалины своими холодными потными пальцами. Подавив рвоту, Мишка попытался пошевелиться, но обнаружил, что завернут в пестрое покрывало, и штаны исчезли неведомо куда, а лежит он на широкой кровати под шелковым балдахином, спеленатый, как младенец, в пестрое пуховое одеяло.

Голова кружилась, воздух вихрился , сияя всеми цветами радуги. В затуманенном мозгу поселились странные звуки, по ощущениям что-то среднее между стоном, хлюпаньем и рычанием.

В углу расплывчатого интерьера Мишка рассмотрел источник противного стенания. Это была странная белая шевелящаяся куча, с многочисленными торчащими из нее руками и ногами. Куча жила своей жизнью, ей не было никакого дела до Мишки, и он, встряхнув головой, чтобы развеять морок, попытался всмотреться в удивительное чудовище внимательнее.