Дети грядущей ночи - читать онлайн книгу. Автор: Олег Сухамера cтр.№ 41

– Смирно!

Ротмистр привычно вытянулся в струнку. Огонь, секунду назад пылавший в его взгляде, погас, отчего глаза Станислава превратились в две казенные оловянные пуговицы.

– Распустились?! Полковник вам не указ? А?!

– Так точно! – тонко прочувствовав момент для иронии, по-уставному гаркнул Станислав.

– Шельма! Я вам, ротмистр, вот так скажу. Либо вы выполняете поставленные командованием в моем лице задачи, либо… – Полковник на мгновение задумался, чем он может запугать этого тертого войной калача, – либо сами! Тимофей Ильич замахал пальцами с наманикюренными ногтями у носа провонявшего порохом ротмистра. – Слышите?! Сами! Встанете в один строй рядом с бунтовщиками!

– Есть! – щелкнул каблуками Булат, позволив себе презрительный взгляд в сторону разошедшегося старика.

Сзади, за спиной Полковника, деликатно кашлянул адъютант Алешенька. Мальчик из хорошей семьи добрых знакомых Лаевского, он позволил себе по-свойски прошептать на ухо Тимофею Ильичу:

– Ммм… ваше высокоблагородие, прошу прощения-с. Это, ммм… легенда, эээ… Булат, тот самый Булатов-Вашкевич, который под Невелем генерала Фабариуса пленил-с. Шумное дело было. Герой войны. Все газеты писали-с.

– И? – Тимофей Ильич недовольно скривил губы.

– Если его эээ… к расстрелу. Обстановка такая, что войска не поймут-с. И… будет хуже.

– Хм. Куда уж, – Полковник аккуратно протер платочком так некстати выступившую на лбу испарину. На мгновение задумался и тут же заявил громогласно, твердым, как положено военному, тоном. – Не боитесь, значит, смерти, господин ротмистр?

– Отбоялся, ваше высокоблагородие. Как по мне, так лучше смерть, чем позор.

– Похвально! Похвально… В таком случае, учитывая ваши многочисленные заслуги, желаю вам долгой жизни. Мы решили не расстреливать лично вас.

– Благодарю за разумное решение.

– Рано, ммм… рано радуетесь. Если вы по-прежнему откажетесь выполнить приказ, я своим решением отдаю команду о децимации. То есть о казни каждого десятого бойца вашего особого отряда, по жребию, в котором вы, штабс-ротмистр, не участвуете, ибо заслуги ваши перед царем и Отечеством высоко нами оценены. Но рыба гниет, как говорится, с головы, а страдать придется всему телу. Вы уловили метафору? У вас теперь есть выбор. Ха-ха, – Тимофей Ильич улыбнулся, собственная идея была в духе так любезных его сердцу штабных интриг. – Выбор! Либо бунтовщики плюс ваши неудачливые коллеги. Либо – вы исполните мой приказ. Даю вам ночь на размышление.

– Разрешите идти? – сквозь зубы процедил Стас и, не ожидая ответа, резко развернувшись всем корпусом, громко чеканя шаг подковками на каблуках, вышел.

Тимофей Ильич обиженно поджал тонкие губки, подбородок его задрожал от возмущения.

– С-скоты. Думают, Лаевский штатский прыщ? Нет-с, господа! Не угадали! Я выжгу этот ваш чертополох вольнодумия, вот увидите, Алеша, увидите. Каленым железом! Дисциплина и послушание, отныне и навсегда! – Полковник пощупал живот в районе солнечного сплетения и потянулся к карману, в котором притаились пакетики с желудочными порошками.

Алешенька, взмахнув аксельбантами, тут же ринулся к графину с водой и услужливо наполнил сияющий гранями мальцовский граненый стакан доверху.

Полковник вздохнул, взмахнул пухлой ладошкой, будто отгоняя нахлынувший гнев, высыпал на язык порошок, поморщился, закатил глаза и одним глотком опрокинул воду в горящий пищевод.

* * *

Капли толклись по замерзшей коже, струились, превращаясь в тонкие холодные ручейки, уносящие с собой остатки жизненного тепла.

Струи резали тело. Кожа слезала длинными багровыми лохмотьями, обнажая воспаленные мышцы навстречу новым болезненным каплям. Холод, страх, боль – муторный, жестокий в своей неотвратимости круговорот – боль, страх, холод, и снова… И снова.

Сергей хрипел, понимая, что спит, и нужно всего-то открыть глаза и сорвать пелену жуткого мира, в который занесло его неприкаянную душу. Но кошмар не собирался уступать, веки оказались пришиты к лицу толстыми суровыми нитками.

Тело скорчилось, забилось в судорогах. В гибельной агонии Сергей нащупал потекшее под адским дождем лицо, потрогал пальцами крупные стежки, намертво стянувшие веки, потянул вниз, пытаясь разорвать толстую суровую нить.

Каким то шестым чувством понимал, что если не порвать веки ли, нить ли (какая разница), то суждено ему остаться тут, во сне. Подкравшийся к затылку страх зашептал вкрадчиво, обещая заживо сгноить здесь, в лужах собственной растекающейся боли в плоти. Что может быть хуже, чем ощущать всеми внутренностями, каждой вопящей о сострадании клеточкой неотвратимость дьявольского этого круговорота? Как выбраться из воронки, смешивающей его телесные и душевные страдания в один кровоточащий болезненный ком?

Ничего не получалось, нити прорезали кожу пальцев. В какое-то мгновение он увидел себя со стороны.

В зеленоватом бульоне гноя, в отвратительной жиже, корчился человечек с ободранной кожей, пытающийся сорвать с лица приросшую намертво жуткую мохнатую маску.

– Сережа. Сергей!

«Господи! Голос!» – почуяв, что он не принадлежит этому мертвому миру, Сергей остатками сознания ухватился за звук из реальности, как завязший в трясине хватается за пучок береговой травы. И потихоньку, по миллиметру, по капельке пополз в сторону спасительных звуков.

– Сережа! СЕРЕЖА! ПРОСНИСЬ!

Вдох-выдох, снова вдох. Зрение вернулось прежде сознания. Долгих пару секунд Марута всматривался в обстановку полутемной комнаты. Черный купеческий шкаф, этажерка с брошенными небрежно книгами, овал зеркала на поделенной тенью пополам стене, женский силуэт у окна, напоминающий ангела, раскинувшего прозрачные крылья из клубов папиросного дыма.

Мира. Сергей совершенно по-детски зажмурился, пытаясь отогнать наваждение. Реальность была слишком хороша, и поверить в нее сейчас означало бы впоследствии получить слишком сильную боль от разочарования.

Но Мира в полупрозрачном шелковом пеньюаре никуда не исчезла. Грациозно изогнув тонкое запястье с дымящейся длинной папироской, она безучастно смотрела в темное окно.

Мертвенно-синие лучи уличных фонарей пробивали тонкий шелк, подчеркивая плавные очертания тела. Полутени плясали по острым, словно вырубленным из мрамора, плечам, прятали общий образ, но выхватывали из мрака мелкие детали, за которые цеплялось воображение: струящиеся завитки волос на контуре шеи, пушок на тонкой, вытянутой к свету, руке.

– Ты опять задыхался во сне, – Мира отвернулась от окна, взгляд Сергея тут же зацепился за острые бугорки сосков, бесстыдно оттопыривших шелк на упруго колыхнувшейся груди. – Не смотри. На мне узоров нет.

– Ты самая красивая.

– Я знаю. А ты псих. И не удивлюсь, если однажды умрешь во сне. Некому будет разбудить, и умрешь.

Сергей улыбнулся. Одним быстрым движением вскинул поджарое тело с панциря кровати, в доли секунды схватил женщину в крепкие объятья и зарылся носом в копну распущенных волос.