От Русской земли к земле Киевской. Становление государственности в Среднем Поднепровье. IX– XII вв. - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Котышев cтр.№ 41

К началу XI в. система «родового сюзеренитета» оказалась на пороге кризиса. С исключением из политической практики внутрисемейной борьбы за власть исчез тот самый стихийный регулятор, сообщавший на протяжении нескольких поколений власти Рюриковичей видимость политического единства. Поэтому появление завещания или ряда можно рассматривать как новый этап эволюции междукняжеских отношений.

Появление такого ряда обычно связывают с «завещанием» Ярослава Владимировича 1054 г. Оценка этого явления в исторической науке довольно противоречива. С одной стороны, прослеживается стремление придать ряду 1054 г. характер системообразующего политического документа ^[471], с другой — признается, что степень влияния на последующие междукняжеские взаимодействия Ярославова завещания была довольно низкой, а к порядку наследования киевского стола это завещание совсем не имело отношения ^[472].

Выход из этого замкнутого круга противоречий в новейшей историографии попытался наметить А.П. Толочко. Вслед за А.Е. Пресняковым он проводит параллели между завещанием Ярослава и установлениями Болеслава и Бржетислава. Итогом сопоставления является заключение о том, что ряд устанавливал на Руси систему старейшинства-принципата: «Старший сын в юридических связях династии заимал стол отца… ему отдавался столичный Киев как "принцепский удел"» ^[473].

Указанные положения в работе А.П. Толочко стали объектом обстоятельной критики А.В. Назаренко. Основоположник концепции «родового сюзеренитета» решительно не согласился с трактовкой «изначальности» старейшинства-сеньората. А.В. Назаренко склонен считать, что «новаторство Ярослава не просто в учреждении сеньората как политического института, айв том, что форма этого сеньората чрезвычайно оригинальна…». Историк усматривает эту оригинальность в «чересполосном» наделении Ярославичей, с одной стороны, и в соправительстве трех старших Ярославичей — с другой ^[474].

В последующих работах, характеризуя новации завещания Ярослава, А.В. Назаренко делает акцент на процедуру десигнации — выделения в среде братьев старейшего, которому вручались отцовские полномочия и отцовский объем власти. Десигнация рассматривается ученым как одна из основных составляющих сеньората ^[475]. Остается сожалеть, что данные наблюдения не были удостоены внимания со стороны современных исследователей.

Оценивая значение и политические последствия ряда 1054 г., И.Я. Фроянов и А.Ю. Дворниченко приходят к отрицанию бытовавшего в науке 1970–1980-х гг. представления о завещании Ярослава как о первом юридическом оформлении феодальной раздробленности. «Мы не можем полностью принять эту точку зрения, — заключают ученые. — Распад "Русской земли", как и всего грандиозного союза восточнославянских племен, в самом деле был следствием социальной консолидации различных областей Киевской Руси» ^[476].

Указанные идеи впоследствии получили развитие в трудах И.Я. Фроянова и В.В. Пузанова. Последний полагает, что «…ряд Ярослава создавал прецедент для легитимации сепаратистских устремлений не только Чернигова и Переяславля — по отношению к Киеву, но и Волыни и Смоленска — по отношению к старшим городам». Чересполосный раздел земель между Ярославичами В.В. Пузанов объясняет стремлением ликвидировать разницу в доходах за счет перераспределения земель ^[477].

Таким образом, если суммировать проделанные наблюдения над историографией ряда Ярослава, то можно увидеть, что вся палитра мнений тяготеет к двум основным позициям. С одной стороны, Ярославово установление трактуется как новация, имевшая судьбоносное значение не только для междукняжеских отношений, но и для всего государства в целом. С другой — обосновываются утверждения о незначительности «ряда» как документа, так и социального явления.

Для уяснения некоторых спорных вопросов в истории ряда 1054 г. считаю необходимым обратиться вновь к тексту ПВЛ: «Се азъ отхожю свѣта сего снве мои имѣйте в собѣ любовь понеже вы єсте брати єдиного оца и мтре да аще будете в любви межю собою Бъ будетъ в васъ и покоривыть вы противныя подъ вы и будете мирно живуще аще ли будете ненавидно живуще в распряхъ и которающеся то погыбнете самі [и] [погубите] землю оць своихъ и дѣдъ своихъ иже налѣзоша трудомъ своимъ великымъ но пребывайте мирно послушающе брат брата се же поручаю в собе мѣсто столъ старѣйшему сну моему и брату вашему Изяславу Кыевъ сего послушайте яко послушаете мене да то вы будетъ в мене мѣсто а Стославу даю Черниговъ а Всеволоду Переяславль [а Игорю Володимерь] а Вячеславу Смолинескъ и тако раздѣли имъ грады заповѣдавъ имъ не преступати предѣла братня ни сгонити рекъ Изяславу аще кто хощеть обидѣти брата своего то ты помагай егоже обидятъ» ^[478].

Приступая к анализу завещания Ярослава, следует, на мой взгляд, учесть литературный аспект возникновения данного памятника. Еще В.Л. Комарович был склонен усматривать в тексте ряда не передачу документа или текста грамоты (как полагал, к примеру, Л.В. Черепнин), а литературное творчество летописца в жанре так называемых «родительских поучений» ^[479]. Гораздо позже английский исследователь С. Франклин обратил внимание на то, что в тексте завещания использованы литературные клише, представляющие собой заимствования из переводной учительной литературы ^[480]. Поэтому вполне справедливо замечание В.В. Пузанова, полагающего, что «перед нами не юридический документ, а литературный текст позднейшего происхождения» ^[481]. Но считаю нелишним отметить, что литературный характер текста ряда не отменяет факт констатации в тексте обстоятельств передела власти после смерти Ярослава. Главная задача, стоящая перед исследователем в данном случае, — максимально полное выявление данных обстоятельств, а также уточнение степени их достоверности.