От Русской земли к земле Киевской. Становление государственности в Среднем Поднепровье. IX– XII вв. - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Котышев cтр.№ 6

В первые десятилетия советской власти выводы о незначительном размере ареала Полянского обитания пересмотру не подвергались. Исходя из более тщательного, чем у его предшественников, анализа курганных погребений Ю.В. Готье определил землю полян в границах треугольника рек Ирпень — Днепр — Поросье ^[57].

И только в 1930–1940-х гг., благодаря работам Рыбакова, поляне стали основным стержнем древнерусской истории, ее ключевым содержанием. Б.Д. Греков, Б.А. Рыбаков, М.Н. Тихомиров и П.Н. Третьяков отстаивали идею раннего происхождения полян и были склонны рассматривать восточных славян как автохтонов Восточной Европы.

Однако эта концепция автохтонности восточного славянства, рожденная стараниями Б.А. Рыбакова и его сподвижников, была воспринята научной общественностью далеко не однозначно. Так, И.И. Ляпушкин, подводя итоги наблюдениям над памятниками днепровского Левобережья, указывал на то, что «ни одному из исследователей до сего времени не удалось проследить преемственность памятников славянской материальной культуры VIII–X вв. от памятников полей погребений» ^[58]. На материалах левобережья Днепра, по мнению ученого, ни о какой непрерывности исторического развития быть не может: между культурой полей погребений, исчезающей под натиском гуннов и роменско-боршевской культурой (достоверно славянской), «оказывается хронологический разрыв в три столетия» ^[59].

С таким же утверждением, но применительно к материалам днепровского Правобережья выступила Г.Ф. Корзухина. Она отказалась использовать византийские упоминания об антах в качестве письменного источника по истории Среднего Поднепровья, подчеркнув: «Не имея убедительных доказательств, что привлекаемые нашими исследователями письменные источники говорят именно о Среднем Поднепровье, я не считаю возможным использовать их для восстановления исторического прошлого данного района». Исследовательница пришла к неожиданному выводу о том, что «древности антов-русов» на самом деле отражают культуру двух совершенно разных этносов — кочевнического мира южнорусских степей и оседлого населения лесостепной полосы ^[60].

Это означало фактическое опровержение высказанных Б.А. Рыбаковым взглядов на проблему антов-русов и полян. Однако эта точка зрения уже получила к этому времени официальный статус в исторической науке, воплотившись в обширном разделе академического издания «Очерки истории СССР» ^[61]. В дальнейшем эта концепция была воспроизведена Б.А. Рыбаковым в большинстве обобщающих работ, посвященных истории Древней Руси. Точка же зрения его оппонентов (Г.Ф. Корзухиной, И.И. Ляпушкина и М.А. Артамонова) оказалась вытесненной на периферию научной дискуссии, отразившись лишь на страницах специальных научных работ.

Проблема «Полянского союза племен» в последующие десятилетия стала одной из центральных тем научных исследований. Усилия историков и археологов сосредоточились на установлении идентифицирующих признаков полян среди остальных племен. Выводы, к которым приходили ученые, были подчас различными.

Так, определяющим археологическим критерием полян Е.И. Тимофеев и И.П. Русанова считали курганные трупосожжения ^[62], располагающиеся преимущественно на днепровском Правобережье. Напротив, В.В. Седов полагал, что ключевым «Полянским» признаком являются курганы с трупосожжением на глиняной подмазке. В своих выводах он следовал выводам Ю.В. Готье, однако, в противоположность оценкам последнего, территория полян под пером В.В. Седова увеличивается в несколько раз, соответствуя тем границам, которые были очерчены в работах Б.А. Рыбакова ^[63], и включает уже не только правобережные земли Днепра, но и территории, располагающиеся на его левом берегу.

Однако включение левобережных днепровских территорий в состав Полянского культурного ареала вызывает определенные проблемы. Апеллирование В.В. Седова к распространению на Левобережье «срубных гробниц» наталкивается на аргументированное возражение А.П. Моци, который заключает, что «на Левобережье Днепра обряд погребения в срубных гробницах пришлый и появился он во времена великокняжеских дружин на Черниговщине» ^[64]. На основе многостороннего анализа погребальных памятников А.П. Моця приходит к очень важному, на мой взгляд, заключению: большинство «срубных гробниц» не является принадлежностью славянской эпохи IX–X вв., а целиком и полностью укладывается в хронологический отрезок середины — второй половины X в. ^[65] Эти наблюдения и выводы А.П. Моци о проникновении «срубных гробниц» в Среднее Поднепровье получили дальнейшее развитие в работах Е.А. Шинакова ^[66].

Следовательно, носители культуры «срубных гробниц» не имеют отношения к Полянскому союзу племен VIII–IX вв., так как расцвет данной культуры приходится на вторую половину X в. Новейшее исследование К.А. Михайлова со всей убедительностью показывает, что культура «срубных гробниц» отражает формирование нового социального слоя — «руси» — и не является этноопределяющим признаком ^[67].