Психология убийцы. Откровения тюремного психиатра - читать онлайн книгу. Автор: Теодор Далримпл cтр.№ 12

Поскольку мы находились в старой, викторианской части тюрьмы, с просторными помещениями и большим количеством кованого железа, его голос отдавался эхом по всей темнице.

—Достаточно,— заметил я.— Можете идти.

Два сотрудника тюрьмы увели его. По пути он все оглядывался на меня, крича: «Убийца!»

Те заключенные, которые проходили осмотр после него, вели себя кротко, как ягнята. Они ничего у меня не требовали, и я имел возможность выписывать им лишь то, что (на мой взгляд) им было необходимо, без всяких жалоб и протестов с их стороны.

На другой день я шел по тюрьме и случайно встретился с арестантом, который накануне вечером назвал меня убийцей.

—Уж извините насчет вчерашнего, доктор,— проговорил он.— Нельзя так себя вести, чего уж там.

—Да вы не беспокойтесь об этом,— сказал я.— Это неважно.

—Ну да, но мне бы вас не стоило обзывать убийцей.

—Меня обзывали и худшими словами.

—Короче, извините.

—Между прочим, вы произвели какое-то чудесное действие на других заключенных,— сообщил ему я.— После вас они так хорошо себя вели, так спокойно держались, никогда такого не видел. Может, сегодня вечером зайдете и еще раз это проделаете?

Мы расстались доброжелательно. Вначале меня слегка тревожило предположение о том, что он действительно мог нуждаться в диазепаме, чтобы избежать абстиненции, вызванной прекращением его приема, но теперь я успокоился. Оказывается, он и в самом деле просто пытался обдурить меня, чтобы получить таблетки. Выпиши я их, он счел бы меня дураком.

По прибытии в тюрьму весьма многих заключенных оказывалось, что они принимают психотропные средства того или иного рода. И не потому, что они в них действительно нуждаются. И не потому, что эти таблетки приносят им хоть какую- то пользу с медицинской точки зрения. Дело в том, что терапевты и врачи-специалисты не знали, как иначе следует отреагировать на обращение за таблетками, кроме как просто выписать их. Многие из таких просителей относились к особому типу пациентов, представители которого начинают вести себя угрожающе, если не получают желаемого. А ведь у врачей, работающих за пределами тюремных стен, нет под рукой сотрудников тюрьмы, которые помогали бы им выписывать препараты лишь в строгом соответствии с медицинскими показаниями.

Вообще отношение моих заключенных к таблеткам было довольно странным.

Раздобыв какие-то препараты, они глотали их, совершенно не представляя, что это такое и какие будут эффекты. Они хотели одного — изменить состояние своего сознания. Они хотели чувствовать себя как-то иначе, причем необязательно лучше.

Изменение состояния было для них не хуже, чем излечение. Однажды два заключенных, сидевших в одной камере, наткнулись на тайничок с белыми таблетками, оставленный предыдущим обитателем камеры — эпилептиком, не принимавшим выписанные ему медикаменты как предписано. Поделив таблетки между собой, они приняли их все сразу. Вскоре у них началось головокружение, тошнота и потеря координации, и бедолаг пришлось отправить в больницу.

А один из предыдущих обитателей тюрьмы, эпилептик, не принимал таблетки, потому что предпочитал время от времени переживать эпилептический припадок: после этого его неизменно переправляли в больницу, а там его могла навещать подружка — в любое удобное для нее время, а не по строгому тюремному распорядку. К тому же его радовали эти перерывы в монотонной тюремной жизни.

Отправка в больницу, находящуюся вне тюрьмы (в тюрьме имелась собственная больница в отдельном крыле), обладала для некоторых узников и еще одним преимуществом: оттуда было гораздо легче сбежать, чем из тюрьмы. Собственно говоря, за пятнадцать лет моей работы в тюрьме побеги удавалось совершать лишь из этой гражданской больницы.

В начале этого пятнадцатилетнего периода заключенных-пациентов еще приковывали цепями к койке, но затем эту практику сочли унижающей человеческое достоинство и от цепей отказались. Это сделало мысль об успешном бегстве весьма заманчивой, особенно если лечение проходило на первом этаже. Единственный арестант, который на моей памяти попытался сбежать, находясь в больнице на более высоком этаже, поскользнулся, спускаясь по лестнице босым, и сломал лодыжку, так что потребовалось сделать ему операцию.

А вот с первого этажа удрали как минимум двое. Один был тощий и гибкий, как хорек, и ухитрился протиснуться наружу через окно туалета, хотя тюремный отдел безопасности прежде вроде бы гарантировал, что такое бегство невозможно. Другой узник, симулировав потерю сознания (с учетом его заболевания это выглядело правдоподобно), тем самым усыпил бдительность двух охранников, дежуривших у его койки, а затем внезапно вскочил и кинулся — головой вперед — в окно над кроватью. Ему удалось сбежать «чисто», хотя он, должно быть, в своем больничном халате очень бросался в глаза прохожим, пока несся по улицам.

Правда, каждый беглец вернулся в свое последнее известное властям место проживания, где того и другого практически сразу же и арестовали.

Кстати, вот пример одного из тех семантических сдвигов, которые способны многое поведать о том, как мы теперь живем. В языке врачей (и других, кто «лечит» наркозависимых) слово «злоупотребление» вытесняется словом «употребление». Как-то вечером один заключенный пожаловался мне на ряд симптомов, ощущаемых им в груди. Его «профессией» было вооруженное ограбление банков. Осмотр ничего не выявил, к тому же я не знал ни одной болезни, которой соответствовал бы такой набор симптомов. Он не имел для меня никакого медицинского смысла.

Но в прошлом этот заключенный страдал легочными абсцессами и легочной эмболией — серьезными, угрожающими жизни осложнениями, причиной которых стало для него злоупотребление наркотиками, вводимыми в вену. Я решил для верности направить его в больницу по соседству, чтобы там провели дополнительные обследования.

После того как я принял это решение, ко мне явился дежурный комендант.

—Доктор, его и правда необходимо сегодня вечером отправить в больницу?— спросил он.

—Ну, единственное заболевание, которое может представлять непосредственную угрозу его жизни (легочную эмболию), можно до завтра полечить в тюрьме,— ответил я.— А в больницу тогда отправим его завтра.

—Видите ли, доктор,— стал объяснять комендант,— у нас есть сведения, что его дружки собираются устроить ему побег из больницы.

—Тогда я устрою так, чтобы его обследовали в другой,— пообещал я.

Любопытно было бы узнать, как добыли эти «разведывательные данные»: безусловно, при этом использовались некие сомнительные (пусть и необходимые) связи между преступным миром и миром уголовной юстиции. Но мне, конечно, не полагалось об этом расспрашивать. К тому времени я уже много лет проработал в тюрьме, но в ней все равно происходило немало такого, о чем я не имел никакого представления. Впрочем, если бы я заявил коменданту, что этого заключенного надо немедленно отправить в больницу, он бы это организовал (невзирая на все неудобства, которые это могло бы ему причинить), ибо доверял моему мнению.