Людовик IX Святой - читать онлайн книгу. Автор: Жак Ле Гофф cтр.№ 133

Следующие за этим статьи имеют более непосредственное отношение к будущему королю. Это малое «Зерцало государей» входит в большое, образуя целостность «Поучений».

Первое наставление — быть достойным дара Божьего, божественного избранничества, каковой является королевская функция, в частности во Франции, по причине помазания, совершаемого чудесным елеем ^[710]. Эта «благость во всем», которая отсюда следует, не только реально присутствует в короле, но выставляет себя напоказ и становится «зримой». Королевская мораль Людовика Святого как бы привносит мнимое в сущее. Король должен быть живым, зримым символом, явленным его подданным. Освященная королевская власть иногда проявляется в регистре секрета, тайны, самим своим отсутствием, пустым троном или завесой, скрывающей трон. Но королевская власть Людовика, согласуясь с новыми политическими теориями и нравами, — это прежде всего королевская власть, выставляющая себя напоказ, в какой-то мере возносящая себя.

Первейшая добродетель короля — справедливость. Людовик не перестает утверждать это и выбирает случай, когда король приглашен против соперника в правосудии. Он не должен оказывать влияние на совет, которому подобает высказывать свое мнение только из соображений истины. И здесь тоже идеалы, ценности выше всякой человеческой личности, какой бы всесильной и любимой она ни была (параграф 17). Людовик Святой работал на упрочение королевской власти, но ей было еще далеко до абсолютизма, к которому в конце концов пришли французские короли ^[711]. Не только истина (и служащий ей закон) превыше него, но и король должен принимать решения насажденных им судебных органов, этих «членов (его) совета», которые образуют недавно учрежденный им парламент.

Кажется, после 1247 года Людовика Святого не оставляло в покое и другое: политические угрызения совести, ибо политика есть дело нравственности. Королю надлежит исправлять любую несправедливость, причиненную его подданным, особенно всякое несправедливое присвоение «земель или денье». Таков был предмет ревизий, которыми он усердно занимался. Одна из великих забот Церкви в ХIII веке — заставить вернуть незаконные бенефиции, запрещенные доходы купцов и менял или их наследников. Появляется множество руководств, в которых говорится об этих реституциях, и завещаний, где находят выражение угрызения совести тех, кто поживился за счет незаконных присвоений и желал их вернуть. Более редкой и труднодостижимой была реституция недвижимости — земли. И Людовик Святой прекрасно знал, что слово «вернуть» («rendre»), рекомендуемое им своему сыну, трудно произнести, ибо оно означает действие, которое еще труднее совершить. Он поделился этим со своими близкими, в том числе и с Жуанвилем ^[712]. Далее он описал позицию по отношению к Церкви, духовенству и монахам.

Можно задать вопрос: не было ли некоторой иронии (нам известно от Жуанвиля, что Людовик был способен и на такое) в советах короля относительно лиц Святой Церкви, ссылавшегося при этом на высказывание его деда Филиппа Августа? Последний в ответ на слова членов своего совета о том, «что клирики причиняют ему большой урон и что удивительно, как он их терпит», сказал, что это ему прекрасно известно, но что из чувства признательности к Господу нашему он не хочет допустить «скандала со Святой Церковью». Не думал ли Людовик о других словах Филиппа Августа, дававшего наставления сыну, отцу Людовика Святого, что следует ради собственных интересов всегда сохранять добрые отношения с людьми Церкви?* Среди них монахов (монахов старого образца и нищенствующих братьев) следует любить более остальных (то есть более белого духовенства), ибо именно они «ревностнее всех служат Господу Нашему и славят его». Поэтому следует «охотно помогать им» в их заботах.

Наконец, король должен блюсти свое право в церковных делах, то есть право раздавать некоторые бенефиции (Людовик был очень четок в отправлении этих прав во время крестовых походов). Он должен жаловать их только «добрым людям» и даровать привилегии клирикам, не имеющим пребенд, а не наделять ими одних и тех же: таковы советы, продиктованные его чувством справедливости и вниманием к беднякам. Так как проблемы зачастую весьма «щекотливы», как в вышеприведенном случае о реституциях, то Людовик советует сыну спрашивать совета по этим вопросам у безупречных людей. Вот еще одна ведущая тема христианских «Зерцал государей». Королю подобает спрашивать совета, выбирать хороших советников и слушать их.

Этот комплекс советов венчает наставление быть «преданным Римской церкви и нашему святому отцу Папе», которого следует «уважать и почитать так, как ты почитаешь своего духовного отца». На деле мы уже видели и еще увидим, что он этим хотел сказать.

Одной из наиболее оригинальных частей этих наставлений является раздел, посвященный войне и миру, — настоящий краткий трактат о праведной и неправедной войне. Это тоже одна из идей, охвативших христианский мир в ХII–ХIII веках ^[713] и лично Людовика Святого. Война насквозь пронизана злом, ибо в ней неизбежно совершаются «грехи», а «бедные люди» почти неотвратимо оказываются ее жертвами. Также Людовик советует сдерживать противника (он не только не говорит о враге, но использует лишь слово «обидчик», ибо война для него может быть только делом справедливости), не опустошая его землю, как было принято в то время, что особенно наносило ущерб «бедным людям», но «захватывая его владения, города или замки с помощью осады». Надо следить, чтобы не пострадали церкви и бедняки. А прежде чем объявить войну, следует соблюсти множество предосторожностей: укрепиться добрыми советами (дабы знать, стоит ли вести войну), знать наверное, что «причина ее вполне разумна», всеми силами стараться убедить «обидчика», «предупредить» его и, наконец, он должен быть «достаточно готовым». Надо, чтобы король объявлял войну только в самом крайнем случае.

Эта морализация войны предстает во всей полноте, когда присоединяется второй момент стремления Людовика к миру, улаживанию существующих конфликтов, особенно если дело касается живущих «на земле» короля или его вассалов, «его людей». И король, который только что привел пример, ссылаясь на своего деда, предлагает теперь другой, в котором появляется святой Мартин. Последний, «узнав от Господа нашего, что близок его смертный час, решил установить мир между клириками своего архиепископства, и ему показалось при этом, что он хорошо окончил свою жизнь» ^[714]. И Людовик подчеркивает, что это «великий пример».