Октавиан Август. Революционер, ставший императором - читать онлайн книгу. Автор: Адриан Голдсуорси cтр.№ 70

Крайне маловероятно, что имели место какие-то публичные споры по возвращении Красса. Если идея о посвящении spolia opima и приходила ему на ум (а не просто была упомянута Дионом Кассием несколькими столетиями спустя), то формальный запрос, обсуждение в сенате и отказ наверняка были бы описаны в его рассказе или иных источниках куда более конкретно. Красс служил под началом Секста Помпея и Марка Антония, прежде чем перешел на сторону Цезаря, что свидетельствует о его немалом политическом здравомыслии. Даже если мысль о претензиях на упомянутую почесть и посещала его, то вероятнее всего, что он отказался от нее сам или его отговорили от нее частным образом – возможно, кто-то из людей, близких к Цезарю. Следует более подробно рассмотреть контекст. Нет никаких сведений, чтобы Красс обладал значительной поддержкой в сенате. Он вполне мог быть популярен среди легионов, которые привел к победе, но они составляли лишь очень малую часть армии в целом, которая, напротив, сохраняла преданность Цезарю, щедро награждавшему их в последние несколько лет. Красс не мог надеяться на успешное соперничество с Цезарем, даже если бы и хотел затеять его, так как добился такой должности и почестей, вполне достаточных, чтобы удовлетворить честолюбие едва ли не любого аристократа.^[387]

На тот момент военная мощь Цезаря была несокрушима, большинство общественных классов испытывали вполне обоснованное удовлетворение, всеобщее чувство облегчения, охватившее людей после установления мира. Италию более не наполняли обездоленные крестьяне, неуправляемые отставные солдаты и должники, отчаявшиеся до такой степени, что они готовы были идти за любым предводителем, обещавшим им надежду на лучшее будущее. Нет достоверных свидетельств о том, что выжили непоколебимые сторонники Антония или Помпея, а лозунги и привязанности времен гражданской войны исчерпали себя. Цезарь занял господствующее положение и с непосредственными угрозами не сталкивался. Будущее предсказать было труднее, и какой-либо образец для копирования при создании режима, который обеспечил бы его стабильность и безопасность, отсутствовал.

Дион Кассий посвящает почти всю пятьдесят вторую книгу речам, вложенным им в уста Агриппы и Мецената. Первый выступает в пользу системы, сильно напоминающей республиканскую, второй же предпочитает замаскированную монархию. Текст речей принадлежит самому историку, отражая состояние империи, какой он ее видел в начале III в. н. э., и многие из идей самого Диона могли иметь куда больше отношения к политическим реалиям его времени. Однако утверждение последнего о том, что Цезарь всерьез задумывался об этой проблеме, подтверждается сообщением Светония о том, что принцепс рассматривал в эти годы вопрос о восстановлении республиканской системы. Труднее сказать, означало ли это его уход из политики, напоминающий отказ Суллы от власти и отставку. Если он и играл с этой мыслью, то все равно принял решение поступить иначе.^[388]

Современные историки охотно ссылаются на диктатуру Юлия Цезаря и усматривают в ней наглядный пример того, чего следует избегать. Ни один античный источник на сей счет ничего не сообщает. Диктатор ушел из жизни меньше чем через год после возвращения из кампании, завершившейся битвой при Мунде, и у него было слишком мало времени, чтобы совершить хоть что-то, а потому сомнительно, что из его судьбы можно было бы извлечь уроки на будущее. Возможно, его убийство свидетельствовало о важности почтения к сенату и другим римским институтам, но вряд ли власть Цезаря в 28 г. до н. э. была менее явной, даже если он и не называл себя диктатором. Обстоятельства изменились, и сенат, равно как и его настроения, стали совсем иными по сравнению с 44 г. до н. э.^[389]

Работа по восстановлению чего-то напоминающего нормальную систему заняла весь 28 г. до н. э. Это был постепенный процесс, и уважение, которое снова стало проявляться к магистратурам и прочим институтам, не уменьшало власть Цезаря. В августе, по-видимому, было официально объявлено об окончании гражданских войн. Принцепс также объявил, что все незаконные решения его коллег-триумвиров, а также, по-видимому, полномочия и некоторые экстраординарные почести, дарованные ему как триумвиру, должны утратить силу с конца года. Это показывает, что дело «восстановления res publica» шло полным ходом. Кризис в целом закончился, так что нужды в чрезвычайных магистратурах больше не возникало. Все это свидетельствует об упорядоченном, продуманном процессе, и нет указаний на то, что Цезаря что-то толкало на уступки. В конце года, когда он и Агриппа принесли клятву, когда слагали консульские полномочия, власть Цезаря не уменьшилась.^[390]

Август

1 января 27 г. до н. э. Цезарь стал консулом в седьмой раз, а Агриппа – в третий. Неясно, имели ли место правильно организованные выборы. Если да, то популярность принцепса в любом случае должна была обеспечить ему успех независимо от того, выдвигались ли другие кандидатуры. В январские иды (в этом месяце они приходились на 13-е число) собрался сенат под председательством Цезаря как консула. Лишь немногие из присутствовавших сенаторов были извещены, что на этом заседании ожидаются не дебаты, а важное заявление. Цезарь произнес тщательно подготовленную речь. Как сообщает Светоний, важные, а то и вполне ординарные речи обычно он полностью записывал и потом зачитывал перед аудиторией, чтобы не вызвало сомнений: он выражается настолько ясно, насколько возможно, не говорит ничего, чего не хотел бы сказать, и не умалчивает о чем-либо по небрежности.^[391]

Невозможно установить, в какой степени эта речь в передаче Диона Кассия отражает то, что Цезарь сказал помимо главного ее пункта. Последний объявил, что слагает свои полномочия и передает контроль над провинциями, армиями и законодательством сенату. В изложении Диона он начал с заявления о том, что намеревается сказать нечто поразительное, поскольку пребывает на вершине заслуженного успеха и никто не может его принудить отказаться от власти. Но если они посмотрят на его добродетельную жизнь и поймут, что он исполнял свой долг, чтобы отомстить за отца и защитить государство, то сочтут его нынешний поступок менее неожиданным и более славным.

«Найдется ли, в самом деле, такой человек, который превзошел бы меня величием духа (скажу о себе, чтобы не упоминать снова моего покойного отца), кто был бы ближе меня к богам? Меня, который – свидетели мне Юпитер и Геркулес! – располагает таким числом столь превосходных и столь преданных воинов как из римлян, так и союзников, меня, который господствует над всем морем вплоть до Геркулесовых столпов и обладает властью над городами и провинциями во всех частях света, […] но когда все вы наслаждаетесь миром, согласием и процветанием, а самое главное – по собственной воле готовы повиноваться мне, тем не менее сознательно и добровольно отказывается от столь великой власти и избавляется от столь огромных владений».^[392]

Постоянно упоминается Юлий Цезарь в связи с его достижениями, отказом принять корону и царский титул и незаслуженным убийством. Наследник покойного диктатора идет теперь по его стопам, снискав славу, возможно, даже бо́льшую, поскольку отказывается от власти, которой обладает. Он сделал то, что должен был сделать, оставляя государство прочным и стабильным, так что теперь управление им может быть безо всякого риска передано другим.