Ярослав Мудрый - читать онлайн книгу. Автор: Алексей Карпов cтр.№ 111

Это второе морское сражение между византийцами и русскими произошло, по-видимому, уже в Черном море, но вря ли даеко от Босфора83. Русские летописи рассказывают о нем кратко, хотя достаточно выразительно: «…Бысть весть грекам, что избило море русь, и послал царь, именем Мономах, за русью четырнадцать олядий (военных кораблей, по-гречески хеландий. - А. К). Владимир же, увидев с дружиною, что идут за ним, повернувшись («вьспятивься»), избил олядин греческие и возвратился на Русь, усевшись («сседавшеся»; в данном контексте, вероятно, потеснившись. - А. К)84 в корабли свои».

Значительно более подробно повествование Иоанна Скилицы, который в целом подтвержает свидетельство русского летописца. Видя немногочисленность греков, пишет он, скифы «растянулись цепью от одного до другого берега и, с силой налегая на весла, стремились запереть врага внутри залива. Ромеи, уставшие от гребли во время преследования и испугавшиеся множества вражеских ладей, обратились в бегство. Но выход из залива уже оказался запертым. Тогда патрикий Константин Кавий… храбро принял бой со своей триерой и другими десятью. В отчаянном бою он был убит. Враг захватил четыре триеры с людьми (вместе с кораблем наварха Каваллурия), и все ромеи в этих триера были перерезаны. Прочие же ромейские суда выбросились на мели, скалы и камни. При этом часть воинов утонула, часть была схвачена варварами и предана мечу и рабству, а часть (пешие и голые) спаслись в свой лагерь».

Так остатки русского флота нанесли полное поражение отряду византийского наварха. В руках князя Владимира оказалось четыре византийские триеры со всем экипажем, в том числе и триера самого флотоводца. Это был успех больше моральный, но отого особенно важный, ибо теперь Владимир мог возвращаться домой отчасти как победитель, ведя за собой полон, пусть и не слишком многочисленный.

Ожесточение русов проявилось в том, что многие из пленных были зарезаны на месте. Едва ли это диктовалось необходимостью - скорее, русские мстили за гибель своих товарищей, утонувших в море во время шторма или истребленных греками. Так ярость и ожесточение одних порождали ожесточение других, и очень скоро в этом должны были убедиться те русские воины, которые совершали свой путь пешком. Победа флота Владимира, казалось, приблизила их спасение, но в конечном счете лишь усугубила их и без того незавидную участь.

Ведомое Вышатой пешее воинство преодолело уже большая часть пути от побережья Босфора до устья Дуная, служившего границей Империи, когда у Варны (в нынешней Болгарии) его нагнал стратиг фемы Парпетрион Катакалон Кекавмен с вверенными ему войсками. То, что произошло дальше, скорее напоминало избиение, чем битву. Русские сопротивлялись отчаянно, но силы оказались слишком неравными. «Итак, скифы, обманувшись в своих наеждах, вспомнили о возвращении домой, - рассказывает Скилица. - Сразившись с ними, возвращающимися морем и по суше (ибо для всех и не хватало ладей, одни из которых были потоплены или захвачены в морской битве, а другие были разбиты бурей, и поэтому многие совершали путь Пешком), на берегу, называемом Варна, архонт городов и деревень у Истра Катакалон Кекавмен разгромил русских, многих уничтожил, а 800, взяв живыми и связав, отправил к василевсу…» «Что касается тех [русов], которые были на континенте (то есть на суше. - А. К), - несколько иначе описывает случившееся Ибн ал-Асир, - то они мужественно сражались и крепко держались, но потом обратились в бегство, а так как у них не было прибежища, то те из них, которые успели сдаться, попали в рабство и спаслись; тем же, которые отказались и были взяты силой, румы отрезали правые руки и повели их по городу (Константинополю. - А. К.).

Из них лишь немногие спаслись вместе с сыном царя Руссии…» 85 Как мы помним, летописи говорят о 6 тысячах русских воинов, Возвращавшихся домой; Скилица - о восьмистах, взятых живыми. Простой арифметический подсчет показывает, что в побоище у Варны истреблено было более пяти тысяч человек. Среди тех, ко избежал гибели и попа в плен, оказался и воевода Вышата.

Император Константин с беспощадной жестокостью обошелся с русскими пленниками. «Вышату же схватили с извержденными на берег, и привели их к Царюграду, и ослепили множество русских…», - рассказывает летописец. (Поздняя Никоновcкая летопись говорит об ослеплении в числе прочих и самого Вышаты86; совсем уж поздние и, кажется, полностью легендарные источники - о том, что Вышата был лишен лишь одного газа87.) Еще раньше на месте побоища, как свидетельствуют восточные авторы, греки отрубили захваченным в плен русским воинам правые руки (эту страшную подробность, помимо Ибн а-Асира, приводит еще Бар-Гебрей).

Подобная жестокость была в обычае византийцев. Вспомним о чудовищной расправе над пленными болгарами императора Василия Болгаробойцы летом 1014 года, когда по его приказу было ослеплено 15 тысяч человек и лишь одному из каждой сотни слепцов был оставлен один глаз, дабы он мог служить поводырем; вспомним о грудах отрубленных голов вражеских воинов, наваленных по приказу того же императора на пути следования его войска во время войны в Грузии… Обычным наказанием виновных в преступлениях против государства считаось и членовредительство - отсечение правой руки. Византийцы, как правило, отпускали таких искалеченных пленников на родину: жалкий вид несчастных должен был показать их сородичам, что ждет тех, кто осмелится поднять руку на Империю. Может быть, уже вскоре после казни были отпущены на Русь и искалеченные русские пленники - во всяком случае, говоря о заключении мира между двумя странами около 1046 года, летописец сообщает о возвращении на Русь одного Вышаты, не упоминая о других несчастных.

Русский флот ничем не смог помочь обреченному пешем войску. Скорее всего, во время вариенской резни он уже был вне пределов Империи.

Так трагически завершился последний поход русских на Царьгра. Впрочем, уцелевшие остатки воинства князя Владимира Ярославича возвратились на Русь не без трофеев и не без пленников, что, несомненно, должно было несколько скрасить тягостное впечатление. Может быть, поэтому в позднейшей новгородской традиции поход князя Владимира на греков был воспринят не как поражение, но как победа.

Но если новгородцы и могли обманываться относительно истинных результатов похода, то в Киеве, куда в конце лета или осенью князь Владимир привел остатки своего войска, сомнений на этот счет ни у кого не возникало. Тысячи вдов оплакивали своих погибших или искалеченных в чужой земле мужей, тысячи детей остались сиротами, тысячи семей лишились кормильцев… Едва ли не тяжелее всех должен был воспринять случившееся сам Ярослав. Если он и не потерял в этой войне своих близких (ибо его сын Владимир вернулся из похода живым и невредимым), то его политике в целом был нанесен сокрушительный удар. Надо было что-то делать, надо было спешно восстанавливать пошатнувшийся престиж Киевского государства.

И здесь мы сталкиваемся с поразительным и трудно объяснимым феноменом, в очередной раз ставящим исследователя в тупик. Если судить по показаниям источников, и прежде всего летописей, Ярослав не предпринимает никаких решительных шагов в этом направлении - и тем не менее без видимых усилий со своей стороны всего за три года не просто восстанавливает выгодные для себя отношения с Византией, но и добивается заметного укрепления положения своей страны на международной арене. Он как будто не замечает произошедшей катастрофы! Во всяком случае, его политика в отношении других европейских стран - Польши, Венгрии, Норвегии и других - не претерпевает видимых изменений. Ярослав не готовится к новой войне с Византией (как готовился к ней, например, князь Игорь после поражения от греков в 941 году), не набирает нового войска. В том же 1043 году он предположительно совершает очередной поход в Мазовию; затем, зимой, ведет переговоры с норвежским конунгом Харальдом, выдает за него свою дочь Елизавету и помогает в начавшейся борьбе за норвежский престол. На следующий год Ярослав присутствует в Киеве при перенесении останков своих дядьев Ярополка и Олега, погибших во время усобицы еще в конце 70-х годов Х века, а затем во главе дружины выступает в поход на Литву, то есть в противоположном от Византии направлении; по возвращении же на Русь он отправляется в Новгород, где вместе со своим сыном Владимиром принимает участие в возведении новгородских укреплений.