Ярослав Мудрый - читать онлайн книгу. Автор: Алексей Карпов cтр.№ 15

Во времена Рюрика новгородским князьям подчинялась и Мерянская земля, а в Ростове сидел ставленник новгородского князя. Впоследствии зависимость Ростова от Новгорода исчезла, сменившись зависимостью правителей обоих городов от киевского князя. Как сам Ярослав не подчинялся своему старшему брату Вышеславу, так и сменивший его на ростовском княжении Борис правил здесь независимо от ставшего новгородским князем Ярослава. Это обстоятельство, возможно, вызывало некоторые сожаления со стороны последнего, затратившего немало сил на укрепление и подчинение себе Ростовской земли. Как мы увидим, Ярослава и позднее буду связывать с Ростовом и ростовскими боярами нити приязни и взаимной поддержки.

В предыдущей главе мы согласились датировать смерть Вышеслава (условно!) 1010 годом. Предположительно в том же или в следующем году Ярослав отправился в Новгород. Наверное, по дороге он должен был заехать в Киев, чтобы получить отцовское благословение и распоряжения по устройству новгородских дел. Что и говорить, крюк немалый, более чем вдвое увеличивший продолжительность пути.

В те времена путешествовали в основном зимой или летом. И в том, и в другом случае дорогой служили русла рек - летом по ним плыли на челнах, зимой по замерзшему льду путешествовали верхом или в санях. Дорога требовала неослабного внимания, ибо и сами реки, и их поросшие лесом берега таили немало опасностей. В пути проводили недели и месяцы, полные напряженного труда, а иногда и ратных подвигов. Даже в XII веке русские князья ставили себе в заслугу, помимо военных походов, далекие и опасные путешествия. Дорога давала время и для раздумий, позволяла поразмыслить о том, что человек оставил за спиною и что ожидало его впереди.

Мы не знаем, сколько времени Ярослав провел в Киеве, где ему, вероятно, пришлось дождаться установления нового (санного или речного) пути. Если он задержался здесь надолго (а это не исключено), то мог застать печальное событие - смерть и похороны «царицы» Анны, супруги князя Владимира; краткая летописная запись датирует ее кончину 1011 годом. Возможно также, что это известие стало одним из первых, полученных Ярославом уже в Новгороде.

Ярослав вряд ли испытывал добрые чувства по отношению к женщине, сыгравшей роковую роль в судьбе его матери. Сын Рогнеды, он не забыл ее унизительного разрыва с Владимиром и нарочитого пострижения в монахини, а потому не мог искренне скорбеть о мачехе. Одно обстоятельство, пожалуй, должно было даже радовать его: за годы своего замужества Анна, кажется, так и не принесла Владимиру сыновей. Источники позволяют говорить лишь о ее дочерях, а может быть, даже об одной дочери - Марии-Добронеге, ставшей впоследствии супругой польского князя Казимира 1. (Предполагают также, что еще одной дочерью Анны была Феофана, будущая супруга новгородского посадника Остромира, с которым судьба тесно свяжет самого Ярослава, а затем и его сына Изяслава; впрочем, о судьбе обеих женщин мы поговорим позже.)

Из Киева Ярослав должен был отправиться по самому знаменитому и самому оживленному русскому торговому пути того времени - «из Варяг в Греки» (точнее, из «Грею» в «Варяги»): вверх по Днепру, а затем через систему волоков до Ловати и далее по реке Ловать до «великого озера» Ильмень; из этого озера вытекал Волхов, на котором стоял Новгород. В отличие от Владимира, некогда проделавшего тот же путь ребенком, Ярослав плыл в Новгород зрелым, едва ли не тридцатилетним человеком. Не исключено, что он бывал в Новгороде и раньше. Но теперь он ехал туда как князь, ехал править своей землей. Он имел уже достаточный опыт, чтобы оценить преимущества своего нового княжения, не просто удаленного от Киева и других центров Руси (столь же удалена была и Ростовская земля), но способного противостоять им, сильного и экономически, и политически, как бы «нависающего» над ними. Новгородская земля - своего рода ключ ко всей Руси. Предшествующая история не раз подтверждала это.

Правитель Новгорода, конечно, должен был подчиняться киевскому князю (тем более, если этот князь приходился ему отцом). В Киев из Новгорода шла ежегодная и весьма значительная дань, размер которой определялся в две тысячи гривен. Новгородские воины - как, впрочем, и представители всей остальной Руси - принимали участие в войнах, которые вел Владимир. В первое десятилетие после крещения Владимир и сам наведывался в Новгород и, вероятно, принимал непосредственное участие в управлении городом. Но в последние годы жизни он, кажется, отказался от каких бы то ни было поездок и предпочитал жить в своем сельце Берестовом под Киевом. При условии своевременной уплаты дани новгородский князь мог действовать совершенно самостоятельно в своем городе и тяготеющих к нему областях.

При этом тысяча гривен (треть всей новгородской дани) новгородский князь по обычаю тратил на себя лично и на свою дружину. Это было вдвое меньше того, что он отчислял в Киев, но и тысяча гривен составляла весьма значительную сумму по тем временам, едва ли доступную для ростовского князя, каким был Ярослав в недавнем прошлом. Дружина; которую мог содержать правитель Новгорода, уступала по численности разве что киевской.

Новгородские князья вели вполне самостоятельную внешнюю политику. Исторически им подчинялись соседние земли, население которых составляли как славянские племена (ильменские словене, часть кривичей), так и инородцы, финно-угры (чудь, весь, часть мери). Новгород был тесно связан со всей Прибалтикой и Скандинавией - «Варяжскими» землями. По договору, заключенному еще «Вещим» Олегом, город уплачивал варягам ежегодную дань в размере 300 гривен - «мира для». «И давали (дань) варягам до смерти Ярославовой», - особо оговаривает летописец'.

Между прочим, это свидетельство остается не вполне ясным. Платил дань, несомненно, весь Новгород. Но кто был получателем дани? Под «варягами», упомянутыми летописцем2, вряд ли может пониматься какое-то конкретное государственное образование (допускаем, раннешведское государство). По-видимому, Олег установил дань именно в пользу варяжской (главным образом, скандинавской) дружины. Ее состав постоянно менялся; на смену погибшим или убывшим приходили новые воины-наемники; одно поколение сменялось другим. Но вновь прибывшие могли рассчитывать на строго оговоренное вознаграждение; в свою очередь, новгородцы, выплачивая «варяжскую» дань, могли рассчитывать на присутствие в их городе хорошо организованного отряда воинов-профессионалов. Годовая плата дружинника-скандинава составляла приблизительно гривну в год (это подтверждается как древнерусскими, так и скандинавскими источниками)3. Получается, что постоянная варяжская дружина в Новгороде насчитывала до трехсот человек - это, заметим, весьма внушительная для того времени цифра. Другое дело, что присутствие такого отряда чужаков порой оказывалось вовсе не желательным и, как мы увидим из последующего повествования, могло вызывать жестокие конфликты в городе.

Согласно свидетельству скандинавских саг, новгородские князья, в свою очередь, собирали дань с населения Восточной Прибалтики и, вероятно, Карелии. Характерную зарисовку того, как именно происходил сбор дани в то время, оставил нам автор Саги об Олаве Трюггвасоне, знаменитом норвежском короле, который свои детские годы провел в «Хольмгарде» (Новгороде), при дворе «конунга Вальдамара» (отца Ярослава князя Владимира), а еще прежде того побывал в плену у эстов на острове Эйсюслу (нынешний Сааремаа); его хозяин, местный землевладелец («бонд»), сильно привязался к мальчику и воспитывал его как собственного сына. В то время на службе у «конунга Вальдамара» находился норвежец Сигурд, приходившийся Олаву дядей по материнской линии: он «был в такой великой чести у конунга, что… получил от него большое имение и большой лен*, и поставил он его ведать дела конунга и собирать дань конунга по всем волостям». [* Здесь, очевидно, имеется в виду право на сбор дани с определенной территории]. Однажды случилось так, что Сигурд приехал за данью в то самое селение, где жил Олав. «Сигурд въехал в то селение с большой дружиной и подобающими ему спутниками». Бонд Эрес, хозяин Олава, «хорошо приветствовал Сигурда, потому что он должен бы собрать земские дани с тех волостей и с каждого дома и наблюдать, чтобы все было правильно уплачено». Только тогда, когда дела были улажены, Сигурд заговорил с Эресом о выкупе Олава, которого он узнал и признал своим племянником. С большим трудом ему удалось уговорить эста продать мальчика, уплатив 9 марок золота - вдевятеро больше, чем за обычного невольника его возраста4. Впоследствии, по рассказу той же саги, и сам Олав подчинил власти «конунга Хольмгарда» некоторые «города и волости», ранее отнятые у него некими «язычниками», «присвоившими себе его владения и честь». «И много иноземных народов подчинил он власти Вальдамара конунг… Так ходи он каждое лето в поход и совершил много славных дел, а по зимам был у Вальдамара конунга» 5.