Елизавета Петровна - читать онлайн книгу. Автор: Константин Писаренко cтр.№ 26

Что касается кампании на море, то она с самого начала не задалась. З. Д. Мишуков, ссылаясь на непогоду, с 6 июня по 15 июля бездействовал, расположившись с эскадрой возле острова Гогланд, затем предпринял несколько робких попыток встретиться с неприятелем, которые были прерваны разными чрезвычайными обстоятельствами — «противными ветрами», поломками на кораблях, штормом, нехваткой пресной воды и т. д. 10 октября, так ничего и не добившись, флот вернулся в Кронштадт. Между тем после конференции министров 18 июля 1742 года события на Балтике практически утратили актуальность .

Между тем военный триумф Ласси в Финляндии отдалил дипломатический. Не учтенный императрицей экспромт фельдмаршала застопорил механизм поочередного выбора наименьшего из двух зол: финнами — между войной и русской оккупацией, Левенгауптом — между поражением и отступлением, Гилленбургом — между бесславным продолжением войны и почетным ее окончанием. Ласси привнес в общую схему новый фактор — занятую русскими Финляндию, и Елизавете Петровне предстояло откорректировать прежний план в соответствии с изменившейся ситуацией. Разоружение шведов при Гельсингфорсе сократило запас имевшегося у нее времени до полутора месяцев. Тем не менее государыня разобралась с головоломкой в срок, и, когда утром 3 сентября 1742 года полковник Павел Стюарт примчался в Москву с рапортом о гельсингфорсской виктории, она уже выбрала из всех вариантов действий наиболее приемлемый.

Несмотря на воинственный настрой общества, ратовавшего за аннексию Финляндии, царица по-прежнему стремилась заключить мир с северным соседом на паритетных условиях, дабы не породить в Европе страх перед русской угрозой. Возврат Финляндии был неминуем, что сулило дочери Петра как минимум недовольство собственных сторонников, утрату их доверия и поддержки, а в перспективе и возможное отстранение от власти. Ласси, сам того не ведая, загнал государыню в капкан, но та сумела из него вырваться с помощью действовавшей в Швеции формы правления и своих родственных связей с голштинским правящим домом.

Елизавете надлежало компенсировать потерю Финляндии неким эквивалентом, весомым для российской публики и пустым для шведской. Императрица добилась поставленной цели, сыграв на политическом невежестве подданных, не видевших разницы между королем Швеции и российской монархиней. Разница же была принципиальная: если Елизавета Петровна реально правила обширной Российской империей, то Фредрик I только восседал на троне, а руководил королевством канцлер, опиравшийся на партийное большинство в Государственном совете (риксроде), избираемом парламентом (риксдагом). Иначе говоря, Швеция в ту пору де-факто являлась республикой, но в России это понимали единицы, в основном высшие государственные чины. К тому же король к 1742 году не обзавелся наследником, а посему риксдагу надлежало голосованием определить, кто станет кронпринцем.

Таким образом, для Елизаветы складывалась на редкость благоприятная ситуация: шведам можно предложить в обмен на Финляндию избрать в кронпринцы русского ставленника (кого-нибудь из голштинской фамилии). С учетом декоративности королевского поста в Швеции с радостью одобрят подобную рокировку. В России к ней тоже отнесутся хорошо по причине известного и широко распространенного заблуждения: в Швеции займет трон «наш» король! Заартачатся лишь министры, ведавшие об истинном государственном устройстве неприятельской державы. Дочери Петра придется изрядно поработать, чтобы они уразумели выгодность для отечества безвозмездной передачи врагу спорного края. И тут важно не опоздать с оповещением шведского двора о готовности России пожертвовать хотя бы частью княжества. Ведь в Стокгольме могут утвердить в правах иного претендента, мгновенно похоронив надежды на почетный мир. Зато первый же сигнал из Петербурга об уступчивости русского двора в финском вопросе наглухо заблокирует процесс избрания наследника на сколь угодно длительный период, после чего русско-шведский диалог, приобретя спокойный характер, завершится, пусть не сразу, подписанием мирного трактата на базе довоенного статус-кво.

Уже 6 сентября 1742 года британский посол Сирил Уич докладывал в Лондон о наличии у русских вышеописанного проекта. Елизавета собиралась пригласить Англию на роль официального посредника, которому предстояло прозондировать реакцию Швеции на идею возврата Финляндии в обмен на избрание кронпринцем кандидата от России. 26 сентября А. М. Черкасский на очередной встрече с британским дипломатом сделал ему осторожное предложение. Уич нисколько не возражал, поэтому вскоре курьер повез высочайший рескрипт в Лондон. 24 ноября С. К. Нарышкин, с декабря 1741 года русский посланник в Англии, формально попросил у главы британского кабинета Джона Картерета помощи на переговорах со шведами, и вскоре тот оперативно проинструктировал своего посланника в Стокгольме Мельхиора Гвидекинса.

Второе и более важное поручение императрица доверила голштинскому посланнику при русском дворе Фридриху Бухвальду. Он отправлялся в Швецию якобы затем, чтобы в сотрудничестве с Гвидекинсом и посланником Гольштейн-Готторпа в Стокгольме Пехлином агитировать шведов за русско-голштинского кандидата в кронпринцы — администратора герцогства, любекского епископа Адольфа Фридриха. В действительности же от дипломата требовалось в кульминационный момент «проболтаться» об истинном намерении русской императрицы в отношении Финляндии, внести этим раскол в ряды депутатов риксдага и, отсрочив или сорвав избрание неугодного Петербургу претендента, выиграть время для убеждения приближенных царицы в предпочтительности безвозмездного возвращения княжества шведам .

Бухвальд выехал из Москвы 2 ноября 1742 года, ехал кружным путем через Киль и до Стокгольма добрался 7 февраля 1743-го. Пока голштинец колесил по дорогам Германии, произошли события, наглядно продемонстрировавшие, насколько тяжело будет Елизавете преодолеть упрямство своего окружения. 26 октября шведский риксдаг избрал кронпринцем ее племянника Карла Петера Ульриха в надежде на ответный русский шаг — уступку Финляндии. В канун Рождества три шведских делегата — Николай Бонде, Карл Отто Гамильтон и Карл Фридрих Шеффер — прибыли в Петербург с сенсационной вестью и полномочиями для подписания мира. Однако они напрасно рассчитывали на теплый прием. Вечером 28 декабря в доме адмирала Н. Ф. Головина на Миллионной улице им в присутствии фельдмаршала В. В. Долгорукова, обер-шталмейстера А. Б. Куракина, генерала А. И. Румянцева, вице-канцлера А. П. Бестужева-Рюмина и советника К. фон Бреверна был зачитан ультиматум: императрица заключит мир, если Финляндия отойдет к России и шведы заплатят контрибуцию или объявят преемником короля епископа Любекского. Разумеется, оскорбленные делегаты поспешили покинуть российскую столицу.

Елизавета Петровна с министрами-патриотами не спорила, а набралась терпения и при любом удобном случае аккуратно акцентировала внимание соратников на негативных последствиях геополитической жадности в финском вопросе. По прошествии двух месяцев, когда возникла реальная угроза объединения Швеции с Данией, Францией и Пруссией против России, советники царицы стали постепенно смягчать свою позицию. В конце февраля 1743 года они признали право шведов на Эстерботерское лансгауптманство, спустя месяц сократили претензии до двух областей — Кюменегорской и Нюландской. 9 марта русские послы в Або А. И. Румянцев и Л. И. Люберас после консультаций со шведскими дипломатами Э. Нолькеном и Г. Цедеркрейцем осознали необходимость частичного возвращения Финляндии, о чем и доложили на другой день в Петербург. Между тем в Петербурге важность уступок Швеции поняли раньше, чем в финской столице. Согласие императрицы, датированное 9 марта, предварительно одобренное совещанием высших сановников, курьер Петр Писарев привез в Або вечером 13 марта. Столь быстрая смена приоритетов у русских патриотов явно свершилась благодаря настойчивости Елизаветы Петровны.