Елизавета Петровна - читать онлайн книгу. Автор: Константин Писаренко cтр.№ 29

А пока Мардефельд, д’Альон, Петцольд и прочие иностранцы сообщали соотечественникам о скором падении вице-канцлера, Елизавета Петровна не без досады распорядилась 18 августа следствие прекратить, а судебной коллегии, сформированной в тот же день, рассмотреть его материалы и вынести вердикт. О степени раздражения императрицы собранными данными можно судить по собственноручной высочайшей ремарке на докладе комиссии:

«Сие дело мне пришло в память. Когда оная Клиленфелтова жена показала на Гагарина и жену его, то надлежит их в крепость всех взять и очную ставкою производить, несмотря на ея болезнь. Понеже, коли они государево здоровье пренебрегали, то плутоф и наипаче желеть не тле чего. Луче, чтоб и век их не злыхать, нежели еще от них плодоф ждать.

А что они запиралися, и ф том верить нелзя, понеже, может быть, они в той надежде были, что толко спросят, а ничего не зделают, то для того и не хотели признатся».

Этот пассаж часто цитируется как яркий пример жестокости дочери Петра Великого, хотя в действительности проблема заключалась в одном: привозить ли в крепость из дома на очную ставку беременную Софью Васильевну Лилиенфельд. Елизавета Петровна явно не желала причинять ей неудобства, но с отчаяния сорвалась и одобрила предложение комиссии. Свидание двух супружеских пар состоялось вечером 18 августа и опять же не открыло ничего важного.

Заседание сорока девяти судей продолжалось с восьми часов утра до четырех вечера 19 августа 1743 года. Работу Тайной канцелярии оценивали десять сенаторов, генерал-прокурор, псковский и суздальский архиепископы, архимандрит Троице-Сергиевой лавры, принц Гессен-Гомбургский, лейб-медик Лесток, гофмаршал Д. А. Шепелев, десять генерал-лейтенантов, 18 генерал-майоров, четыре майора гвардии. Приговор огласили ожидаемый: И. С., С. В. и Н. Ф. Лопухиных, А. Г. Бестужеву-Рюмину колесовать, И. Мошкова и И. Путятина четвертовать, А. Зыбина, С. В. Лилиенфельд обезглавить, камергера К. Лилиенфельда отставить с лишением чинов и сослать в деревню, гвардейцев «виц-ротмистра» Лилиенфельда, поручиков Н. Акинфиева и С. Колычева перевести в армейские полки соответственно капитаном и подпоручиками, Н. Ржевского высечь плетьми и сдать в матросы.

Елизавета Петровна утвердила приговор 28 августа, заменив казнь телесными наказаниями и ссылкой в Сибирь. Публичный спектакль состоялся в одиннадцатом часу утра 31 августа перед зданием Двенадцати коллегий на Васильевском острове. Секретарь датского посольства Ян Куфут довольно подробно описал церемонию в реляции от 3 сентября: «Прошлой среды была эксекуция находившимся под арестом персонам… Старой Степан Лопухин, которой генералом-лейтенантом и каммергером был, и колесован быть имел, вместо того на эшефоте 15 ударов кнутом получил, и язык у него урезан. После него обе госпожи — обер-гофмаршал-ша графиня Бестужева и каммергерша Лопухина — на эшефот же взведены, и вместо колесования (к чему они осуждены были) каждая из них по 10 ударов кнутом получила, да и у каждой равномерно ж язык урезан. Потом молодой Иван Лопухин, которой подполковником был, на эшафот же взведен и вместо колесования також 15 ударов кнутом получил, и язык у него урезан. Князь Путятин, бывшей в гвардии капитаном, да Иван Мошков, которой еще действителным порутчиком в гвардии ж был, и которых обоих четвертовать приговорено было, вместо того каждой по 20 ударов кнутом получил. Однакож у них обоих языки не резаны. Обер-штер-кригскамисар от флота Александр Зыбин вместо отсечения головы токмо ординарными плетми на ашафоте штрафован. И каммергерша Софья Лилиенфелтова, которой голову отрубить приговорено, также плетми, как скоро она от своего бремя разрешится, наказана будет. По учиненном им наказании тотчас они все в простые руские телеги посажены и в назначенные им в Сибирь места, которые не имянованы, в сылку повезены… А протчие в том же виновные так наказаны, как в манифесте явствует».

Третьего сентября императрица разрешила Софье Лилиенфельд с мужем жить до родов не в крепости, а дома. Спустя почти три месяца, 29 ноября 1743 года, государыня и вовсе избавила женщину от плетей, а 1 июля 1744-го, накануне отъезда супругов в Томск, подтвердила отмену телесного наказания. Это лишний раз свидетельствует, что на громкую расправу она пошла не из жестокости, а по политической необходимости. Репрессия была рассчитана больше на резонанс в Европе, чем на запугивание собственных подданных. Елизавете Петровне требовалось ошеломить и смутить двух монархов, подозреваемых ею в манипулировании Боттой, — королеву Венгрии Марию Терезию и прусского короля Фридриха II, при дворе которого теперь служил маркиз: если они готовили свержение дочери Петра Великого, пусть задумаются, что ей известно, и по зрелом размышлении откажутся от своих планов. Характерна деталь, которая почему-то игнорируется историками: 1 сентября 1743 года по высочайшему соизволению комиссия допросила католического патера Феликса, с июня жившего в Петербурге, на предмет его знакомства — нет, не с Лопухиными и Бестужевыми, а с Боттой. Удовлетворить любопытство следователей священник не смог, и 5 сентября царица велела тотчас выслать его за кордон, что и было исполнено спустя неделю .

В общем, дипломатический нажим на Австрию и Пруссию был единственным шансом Елизаветы Петровны обезопасить себя от возможного заговора, поддерживаемого из-за границы, и она использовала этот шанс весьма эффективно. Уже 13 августа 1743 года Иностранная коллегия адресовала российскому посланнику в Вене Людовику Ланчинскому рескрипт с приказом потребовать от Австрии «надлежащей и достаточной сатисфакции» за «крайние… труды» маркиза Ботты «о возстановлении… прежняго правления и об опровержении нашего правителства». 20 августа аналогичный документ повезли П. Г. Чернышеву в Берлин, а 3 сентября — всем прочим российским посланникам. Фридрих II сразу открестился от австрийского дипломата, заявил о солидарности с российской стороной и приказал прусскому посланнику в Вене помогать Ланчинскому. А вот Мария Терезия без неопровержимых улик карать Ботту не собиралась. «Экстракт» из следственного дела, посланный королеве, не произвел на нее впечатления. Даже заверения русской императрицы, что «произшедшие допросы всегда не инако, как в собственном нашем присудствии» совершались, а «устрашении и жестокости» не применялись, не переубедили австриячку. Напротив, она рискнула обострить спор с августейшей «сестрой», опубликовав во французском варианте голландской газеты «Амстердам» (1743. 4/15 ноября) тексты отосланных в Берлин рескрипта и отзывной грамоты с пассажами, оправдывающими маркиза. Петербург, нуждаясь в публичной полемике и громком скандале, тут же отреагировал на оплошность Вены. 28 ноября Елизавета Петровна предписала снабдить все заграничные миссии подборкой следственных материалов «для потребного оных употребления», то есть для размещения в печати. Обычай обязывал свободные голландские газеты представить читателям противоположную точку зрения, на чем и сыграл русский двор. Та же газета «Амстердам» обнародовала русское опровержение в двух номерах — от 27 декабря 1743 года/7 января 1744-го и 3/14января 1744-го. Другие периодические издания откликнулись и того раньше. Так, «Последние новости Амстердама» дали публикацию 23 декабря / 3 января и 30 декабря / 10 января. Эстафету подхватили журналисты других стран, постепенно раздувая скандал, лепивший из Марии Терезии образ монархини, покровительствующей изменникам и заговорщикам. Почувствовав серьезную угрозу своей репутации, австрийская государыня поспешила признать собственную неправоту.