Людовик IX Святой - читать онлайн книгу. Автор: Жак Ле Гофф cтр.№ 214

Король страждущий, король смиренный, друг бедняков, король братьев нищенствующих орденов, Людовик Святой был королем нового типа лишь постольку, поскольку Христос в XIII веке сам превратился в распятого короля, в короля — Бога страстей. Однако, даже проявляя смирение, сеньор не становится простолюдином. Любить бедных и беззащитных («убогих» ^[1303]) — это для Людовика скорее дело милосердия, чем юстиции.

Людовик Святой не был ни королем-революционером, ни даже реформатором в современном смысле слова. Он соответствовал «Зерцалам государей», появившимся в каролингскую эпоху, и видоизмененным «Возрождением» ХII века, и духом нищенствующих монашеских орденов, которые возникли в ХIII веке. Он остался или, вернее, стал феодальным королем, извлекавшим всю возможную пользу из феодальной системы. Зато он был утопическим королем. Rex pacifiais, как назвал его Бонифаций VIII в булле о канонизации, то есть король последних времен, желавший привести свой народ к спасению на том свете, а не к счастью на этом (в XIII веке об этом еще и помыслить невозможно), несмотря на то, что грядущие поколения назовут его правление периодом мира и благоденствия на земле. Разумеется, при нем получил ускорение процесс нисхождения небесных ценностей на землю, но эти ценности остаются религиозными, и если феодальная модель, господствовавшая на небесах, модель Псевдо-Дионисия вместе с иерархией небесного общества, архангелами и ангелами, снизошла на землю, то лишь за тем, чтобы более прочно на ней утвердиться.

Людовик Святой не охотится

Было одно занятие, которому французские короли — от Хлодвига до Людовика XVI — предавались с большей или меньшей увлеченностью, — охота. Королевская охота способствовала появлению в большом количестве королевских лесов и возведению там или в непосредственной близости от них многочисленных резиденций; особенно преуспела здесь Франция. Во-первых, просторы Иль-де-Франса создавали прекрасные условия для королевской охоты. Огромным желанием Филиппа Августа было превратить в охотничьи угодья Венсеннский лес, который для Людовика Святого станет местом отдыха и осуществления правосудия. Ничто так не работало на образ короля, ничто более не подтверждало его привилегии, чем охота ^[1304].

Однако ни один текст, ни один документ не доносит сведений о Людовике Святом на охоте. Вероятно, он вообще не охотился ^[1305].

Поступая, а вернее, не поступая так, он снова укреплялся в своем исключительном положении среди мирян. Такое воздержание сближало его в первую очередь с епископами, которым с давних времен, начиная с IV Вселенского собора, запрещалось это занятие, это развлечение, являющееся также, и прежде всего, признаком знатности, мирской знатности.

Между прочим, целая традиция связывает негативную коннотацию с охотниками и, в частности, с охотниками-правителями (разве Нимрод, царь-тиран, бросающий, сооружая Вавилонскую башню, вызов Яхве, не был великим охотником?). В Библии «князья народов» (principesgentium), «забавлявшиеся игрищами небесными» (qui in avibus celi ludunt), «исчезли и сошли в ад» (Вар. 3: 16–19). Текст, приписываемый святому Иерониму, гласит: «Я никогда не видел, чтобы охотник был святым» ^[1306]. В одном из своих трактатов епископ Иона Орлеанский, автор одного из главных «Зерцал» каролингских королей IX века, посвящает целую главу («De institutione laicali», книга II, глава ХХIII) «тем, кто ради охоты и любви к собакам пренебрегает заботой о бедных» (не кажется ли это написанным специально для Людовика Святого, отдающегося служению бедным? ^[1307]).

В начале ХII века великий знаток канонического права Ив Шартрский объединил в своем «Декрете» фундаментальное досье против охоты, вобравшее в себя не менее семи документов, — каноны соборов, запрещавшие охоту епископам, священникам и диаконам, и патриотические тексты, осуждавшие охотников всех сословий. Святой Августин говорит, что подавать охотнику — все равно, что подавать скомороху или проститутке: «Тот, кто подает охотнику, подает не человеку, а занятию весьма дурному, ибо, если охотник был бы просто человеком, он ничего бы ему не дал: итак, охотнику воздают за его порок, а не за нрав». Тот же Августин говорит в другом месте: «Горе тем, кто наслаждается видом охотника! Они должны покаяться. Иначе, когда они узрят Спасителя (на Страшном суде), то будут повергнуты в печаль». Святой Иероним напоминает, что Исав был охотником, потому что был грешником, человеком греха, и что «в Писании нет ни одного святого охотника, но только святые рыбаки». Святой Петр и бывшие с ним стали, по призыву Иисуса, «ловцами человеков», а не охотниками на людей. Наконец, святой Амвросий клеймит человека, который на рассвете поднялся не для того, чтобы пойти молиться в церковь, но собрал своих слуг, приготовил силки, вывел собак и отправился охотиться в рощи и леса ^[1308].

Королевская идеология

Элементы политической теории, определяющей характер королевской власти Людовика Святого, можно извлечь, начиная с двух текстов, имеющих к нему прямое отношение. Первый — послание Григория IX от 26 ноября 1229 года, адресованное Людовику IX и Бланке Кастильской ^[1309]. Папа подчеркивает, что король кроме двух главных атрибутов — potentia, «власти», куда относится и власть карать, и benignitas, «доброты», откуда рождается власть милосердия, прощения, — должен обладать sapientia, «мудростью», которая не дает potentia превратиться в надменность, a benignitas — переродиться в dissolution «расслабленность». Известно, что sapientia — добродетель, особенно восхваляемая в Людовике Святом, этом новом Соломоне. Данная триада атрибутов позволяет систематизировать прочие королевские качества, относимые также к Христу-царю: potestas, вводящая в систему терминологию права, majestas, также древнеримское понятие, которое христианский король ХIII века восстанавливает в перспективе христианской теологии ^[1310], и timor, позитивная боязнь (crainte) в отличие от негативного страха (peur). Так вырабатывалась теория суверенитета христианского короля. Посредницей вслед за этим выступает sapientia, «мудрость», которая, поскольку речь о Христе, подразумевает veritas ^[1311] (Итак, в идеале христианский король — образ Божий, образ Христа — должен думать и поступать по правде. Точно так же, если timor связан с potentia, то понятию sapientia отвечает honor, честь — понятие, имеющее сложные коннотации в феодально-христианской системе. Наконец, benignitas короля — это bonitas Христа. Именно она лежит в основе святости (sanctitas) Христа. Итак, существует своего рода призвание христианского короля к святости. Но такая святость функции отличается от той, что станет личной святостью Людовика Святого. Наконец, к bonitas примыкает любовь, питающая сострадание и жалость, которые Людовик Святой проявлял к другим. Он любил своих подданных, и монархическая пропаганда, которая превратила его в образец для подражания, старалась и при его жизни и после смерти вызвать ответную любовь к нему подданных.