Людовик IX Святой - читать онлайн книгу. Автор: Жак Ле Гофф cтр.№ 215

Второй текст — «De morali principis institutione» («Об учреждении нравственного принципа») Винцента из Бове, нечто среднее между «Зерцалом государей» и политическим трактатом, на сочинение которого подвигнул его Людовик Святой ^[1312]. Тема короля — образа Божьего принимает в данном случае очень интересную форму с точки зрения успеха троичных схем, короля — «образа Троицы» (rex imago trinitatis). Первый аспект — potentia regalis. Эта potentia, королевское могущество, дозволено, когда король избегает «любви к господству» (amor dominandi) и тирании и вспоминает о словах святого Августина: «Великие империи — великие разбои» ^[1313] и когда это узаконивается его рождением. И Винцент напоминает, что Людовик IX ведет происхождение от Карла Великого и что древность (la longue durée) династии Капетингов (236 лет со времени восшествия на престол Гуго Капета до коронации Людовика VIII, отца Людовика Святого) есть доказательство того, что ей сопутствует Провидение. Второй аспект — мудрость государя (sapientia principis). Она проявляется в самообладании, в мудром правлении всем телом общества, подвластным ему, в способности давать советы и прислушиваться к ним, в личном отправлении правосудия, в проведении законов и уставов, в выборе добрых друзей, советников и агентов, в разумном финансовом управлении домом и королевством, в размышлении, которое необходимо перед тем, как начать войну, в знаниях, почерпнутых как из религиозных, так и из мирских сочинений. Здесь узнаваема тема, начатая веком раньше Иоанном Солсберийским: «Король необразованный — все равно что осел коронованный» (rex illiteratus quasi asinus coronatus); главное место в послании Григория IX, как и в обычной практике Людовика Святого, отведено мудрости (sapientia), что описано и высоко оценено его биографами. Наконец, Винцент вывел третью составляющую королевской троицы — доброту (bonitas). Он не перестает говорить, что король обязан оберегать ее от злословия и лести — важная тема политической морали в монархических системах.

В XIII веке наряду с юристами, знатоками римского права, следует иметь в виду и специалистов канонического права. Именно из церковного мира происходит понятие, словно бы вбирающее в себя всю суть королевской функции: dignitas. Обозначая церковные должности, «достоинство» которых не зависит от человека, являющегося их носителем, это понятие стало прилагаться к разным мирским должностям. Это имело огромное значение для Капетингов, так как наводило на мысль о вечности функции, переходящей от одного ее носителя к другому. Оно отвечало главной заботе государей и их окружения: до предела сократить период вакансии власти, период междуцарствия. Однако, как говорят юристы, «достоинство бессмертно» (dignitas nunquam moritur). Но династическая практика с ее автоматическим наследованием старшим сыном (primogenitus), утвержденная в коронационном ordo и явленная в канцелярии, датирующей царствование нового короля со дня смерти его предшественника, тяготела при Людовике Святом к тому, чтобы вывести понятие dignitas из употребления и заставить его отступить перед понятием maiestas, гораздо лучше отражавшим полноту суверенитета.

Пределы королевской власти

Получают распространение другие формулы, благоприятствующие суверенитету французского короля.

Во-первых, это уступка королю Франции со стороны Иннокентия III в булле Per venerabilem (1205), где он соглашается с тем, что «король не признает над собой никакой светской власти». Обычно, как пишут иные историки права и политической теории ^[1314], этому утверждению королевского суверенитета больше способствовали специалисты канонического, а не римского права. Наиболее типичные формулы хорошо известны: «Государь не подчиняется законам» (princeps legibus solutus est: Digeste, I, 3, 31) — и: «То, что угодно государю, имеет силу закона» (quod principi placuit legis habet vigorem: Digeste, I, 4, 1 и Institutes, I, 2,6) ^[1315].

Но, как уже доказано, формула quod principi placuit применительно к королю ХIII века ни в коем случае не позволяет ему действовать единственно по своей воле. Напротив, эта формула вписывается в рамки строгой законности. Известно, что, когда Людовик Святой внедрял ее в пользу матери во время второго регентства, то претворение в жизнь его желания подчинялось интересам добра ^[1316]. Вот это и есть одна из добродетелей мудрости государя — жить в атмосфере добрых советов и повиноваться ясным принципам, не позволяющим ему превратить прихоть в произвол.

И все же король на деле не может «не подчиняться законам» (legibus solutus), ибо, находясь как «над законом», так и «под законом» (supra et infra legem), «будучи и сыном, и отцом закона, он оказывается в положении, запрещающем ему преступать его» ^[1317].

Несмотря на то, что профессор права в Орлеане Жак де Ревиньи был в конце правления Людовика сторонником королевской власти, он поставил перед ней два основных ограничения. За пределами королевства она оставалась подчиненной если не императору, то, по крайней мере, империи, — невелика разница: «Иные говорят, что Франция независима от империи; по закону это невозможно. Отсюда вывод, что Франция подчинена империи» ^[1318]. И если внутри королевства «иные говорят, что подобно тому, как Рим — общая родина, так и королевская корона — общая родина, ибо она является главой», то Ревиньи, как мы видели, рассуждает так: «Долг вассала — защищать собственную родину, то есть поместье того барона, кому он принес оммаж, а уже потом — общую родину, то есть короля ^[1319]». То же самое говорит Жуанвиль, верный королю par excellence, отказываясь следовать за Людовиком Святым в Тунисский крестовый поход, чтобы заняться своими первостепенными обязанностями во благо шампанской сеньории, много претерпевшей за время его отсутствия.