Древний Иран накануне империй (IX–VI вв. до н. э.). История Мидийского царства - читать онлайн книгу. Автор: Инна Медведская cтр.№ 11

Взаимоотношения Мидии и Персии в составе Ахеменидской державы отражены в посвященной событиям 522–521 гг. до н. э. трехъязычной (древнеперсидской, вавилонской, эламской) клинописной монументальной надписи Дария I на Бехистунской скале. В ней повествуется о низвержении Дарием I Гауматы, который выдавал себя за сына Кира Бардию, и последовавшей за этим череде восстаний против персидского царя. Успешное восстание в Мидии, где некий Фравартиш объявил себя Хшатритой/Каштарити из рода мидийского царя Киаксара, привело к восстановлению на короткое время власти мидийцев на значительной части Ахеменидской державы [Дандамаев, 1963, ч. II, гл. 2; Бехистунская надпись, 2002, с. 389 и след.].

Историография Мидийского царства до середины 1950-х гг. обстоятельно представлена в «Историй Мидии» И.М. Дьяконова (1956). Поэтому, по-видимому, целесообразно выделить только общие направления и достижения в изучении Мидии за этот период и сосредоточиться на анализе исследований в этой области за последние 50 лет.

До последней четверти XIX в. история Мидии целиком основывалась на сообщениях античных авторов, и ее изучение ограничивалось пересказом их сочинений с попытками согласования сведений Геродота, Ктесия и Библии. Очевидно потому, что поздние античные авторы доверяли Ктесию больше, нежели Геродоту, обвиняя последнего в «злокозненности», в Новое время исследователи поначалу брали сведения Ктесия за основу, но постепенно такой основой стала полностью сохранившаяся «История» Геродота.

Первые сведения клинописных источников о странах Древнего Востока, которые стали известны науке в середине XIX в., были немногочисленны, не всегда понятны, и их поначалу рассматривали в лучшем случае как дополнение к данным античных авторов и Библии. Поэтому до середины XIX в. Мидия была примерно в равном положении с другими странами Древнего Востока, о ней, как и о ее соседях, имелись лишь скудные, полулегендарные и обрывочные сведения греческих авторов [Дьяконов, 1956, с. 9], но вскоре положение стало меняться. Открытие ассиро-вавилонских текстов, хотя и не сразу, легло в основу изучения Ассирии и Вавилонии. Но лишь со временем стало возможным изучение соседних стран, вовлеченных в орбиту этих государств, но не имевших или не сохранивших своих письменных источников. Среди них оказалась и Мидия. Хотя еще в 1871 г. Ф. Ленорман высказался в пользу необходимости использования клинописных текстов для изучения Мидии [Lenorman, 1871], до конца XIX в. сделать это было трудно. Контексты, в которых Мидия упоминается в клинописных текстах, оставались неясными, и еще не были обнаружены сообщения о разрушении Ассирии мидийцами, как не была известна и дата гибели Ниневии в 612 г. до н. э. Эти сведения стали доступными только после публикации так называемой Хроники Гэдда [Gadd, 1923]. Отсутствовало в текстах само понятие «Мидийское царство». Его впервые отметил Э. Форрер [Forrer, 1921], но это наблюдение, по словам И.М. Дьяконова, осталось не замеченным историками [Дьяконов, 1956, с. 73, примеч. 6]. Не было очевидных параллелей между сообщениями греческих авторов и теми отрывочными сведениями о Мидии, которые уже удалось извлечь из клинописных источников. Первый опыт в этом направлении был сделан Дж. Смитом в 1869 г. Он отождествил геродотова царя Дейока с маннейским правителем саргоновского времени Дайукку, упомянутым в 715 г. до н. э. Почти 100 лет это отождествление признавалось большинством исследователей и легло в основу так называемой «длинной хронологии» индийской династии, приведшей к существенным искажениям индийской истории [Smith, 1869, р. 98].

Начиная с 1870-х гг. получили известность тексты с запросами ассирийского царя Асархаддона к оракулу бога Шамаша, которые после начала систематической их публикации И. А. Кнудтцоном [Knudtzon, 1893], продолженной Э. Клаубером [Klauber, 1913], стали важнейшим источником по истории антиассирийского восстания Мидии конца 670-х гг. и начала становления мидийской государственности. Но поначалу события, о которых сообщалось в запросах, и исторический контекст оставались непонятыми (см., например, ниже о работе Масперо).

Обобщающей работой начального периода изучения Мидии, отражающей открытия и достижения этой поры, можно считать работу известного египтолога Г. Масперо, посвященную истории народов Востока (первое издание осуществлено в 1875 г.). Книга выдержала несколько изданий и была переведена в 1895 г. на русский язык с 4-го издания 1886 г. Хотя в ней использованы все достижения в области изучения истории Мидии, Масперо, отметив, что ее история «остается наиболее темной в пределах истории народов Азии», предпочел излагать ее по Геродоту и Ктесию. Но хотелось бы отметить несколько его замечаний и наблюдений. Так, он считал существование Дейока поэтическим вымыслом, «льстящим тщеславию арийских племен», но опровергнутым историей, ибо реальный Дайукку был всего лишь мелким владетелем, а сама Мидия была раздроблена на мелкие княжества. При этом он приводит мнения Ф. Ленормана, Ф. Шпигеля, А. Делаттра, допускавших достоверность Дейока [Масперо, 1895, с. 500–501]. Описание Дейока у Геродота Масперо воспринимал как соответствующее описанию эпонимного царя. Использовав «недавно открытые документы», Масперо ошибочно попытался отождествить Каштарити (имя одного из восставших мидийских лидеров из запросов Асархаддона) с Киаксаром Геродота и отнес само восстание ко времени падения Ниневии и гибели последнего ассирийского царя «Ассурахеиддина II, Саракоса античных источников» (= Асархаддона) в 608 или 600 г. до н. э. [Там же, 1895, с. 521 и след.]. Но уже в 1906 г. Ю. Прашек на основании текста Бехистунской надписи ахеменидского царя Дария предложил считать Каштарити геродотовым Фраортом. Теперь считается установленным, что восстание Каштарити произошло в конце 670-х гг. Масперо также признал цифру 28 преувеличенной, считая, что скифское господство не могло длиться более 7–8 лет; скифы уничтожили Урарту (точка зрения, существующая до сих пор, хотя в последние годы появились аргументы против нее). Любопытно, что у него киммерийцы шли из Причерноморья вместе с фракийскими племенами и через Балканы дошли до подошвы Кавказа [Там же, с. 515]. Действительно, археологические материалы в Иране фиксируют сильный культурный импульс из Малой Азии в VIII в. до н. э. [Медведская, 2005, с. 109 и след., 120]. Сами же мидийцы, как отметил Масперо, двигались в Иран с востока вдоль гор, окаймляющих берега Каспийского моря [Масперо, 1895, с. 495]. Заключительные слова о Мидийском царстве хотелось бы привести полностью: «Мидийская монархия пала (549 г.), но это была скорее перемена династии, чем иноземное завоевание. Астиаг и его предшественники были царями Мидии и Персии, а Кир и его преемники — царями Персии и Мидии» [Там же, с. 571].

В эти годы более других историей Мидии и Персии занимался чешский исследователь Ю. Прашек [Prāsek, 1906]. В историографических работах его критиковали за «оголтелый индоевропеизм»; следуя «арийской теории», Прашек полагал, что приход арийцев (= индоевропейцев) в Иран, и в частности в Мидию, был началом цивилизованного развития этого региона, поскольку «туземцы не были пригодны для самостоятельной исторической жизни» [Дьяконов, 1956, с. 74–76; Алиев, 1960, с. 33]. Что касается научной критики его труда, то прежде всего отмечаются главные недостатки: ассирийский материал приведен суммарно, географически не дифференцирован, историческое значение ассирийских походов не показано [Дьяконов, 1956, с. 76]. Запутана хронология введением дополнительного царя Киаксара I. Все эти недостатки отражают существовавшую тогда источниковедческую базу и состояние изученности стран Древнего Ирана в целом. Что касается иранской ономастики и основанного на ее анализе положения об абсолютном преобладании арийского элемента в Западном Иране задолго до образования Мидийского царства, то, по мнению Э. А. Грантовского, сторонника этой точки зрения, труд Прашека не дает ничего принципиально нового по сравнению с работами Ф. Юсти, П. Роста и И. Шефтеловица [Грантовский, 1970, с. 8]. Но в любом случае надо отметить, что Прашек первым предложил поменять ориентиры и базироваться при изучении истории Ирана на данных клинописных источников. Но, как показало время, сделать это было трудно, и клинописные тексты еще долго продолжали привлекаться лишь в качестве дополнения к сведениям античных источников.